Шрифт:
Закладка:
До полуночи травил байки в промежутках между песнями, в общем, поднимал настроение людям, ну и отношение ко мне. Одно дело на радио слышать или в газетах читать, а совсем другое вживую с автором многих песен пообщаться. Некоторые уже стали чуть ли не Золотым фондом советских песен, постоянно по радио звучали. По поводу заращённых цензурой песен я не шутил, ещё когда у отца в дивизии был и устроил охоту на немцев, пару раз, если силы были, устраивал концерты, по часу или меньше. И всегда пел эти запрещённые песни, которые почти всех тронули до глубины души, как и сейчас это происходило с жителями Туапсе, и возмущения высказывали не меньше такими цензорами. Мне просто было интересно проследить за реакцией простого люда и фронтовиков, и надо сказать, эта реакция мне нравилась, правильно они реагировали, как надо. А гитара не местной была, летунов, взял на время с собой, вернусь на аэродром, верну хозяину с подписью пользователя, то есть моей. Не обещал, просто сам так решил сделать.
Следующие два дня мы участок редко покидали. Если только на машине ездили за досками. Для мусора участковый прислал нам старую «полуторку» с местного рыбзавода, вот на ней в два приёма всё и вывезли. Упавшую стену забора подняли и сложили обратно. Но простой кладкой, времянку, без раствора. Укрепили деревом. В доме прибрались, всё ценное, а его хватало, спустили в подвал, ночевали мы в зале, после того как купленными досками заколотили оконные проёмы, стало возможным прогревать помещение. И вот в последний день, утром, мы как раз позавтракали и начали собираться, документы на дом у меня теперь были, по всем документам я его владелец, дом законсервирован, тянуть не стоит, пора возвращаться на аэродром. Вот тогда к нам, торопливо постучавшись, зашёл участковый. То, что это был он, мы слышали, он во дворе поздоровался с водителем, тот готовил машину к выезду.
– Свежая «Комсомольская правда», – тряхнул тот свертком с газетой. – Александр, там на весь разворот твоё фото со снайперской винтовкой и рассказ, как ты со старшим политруком отстреливал немцев в дивизии отца. Подробно всё описано, на двух страницах. Это, правда, так и было?
– С неделю назад, – кивнул я, ставя на стол недопитую кружку с чаем. – Чуть больше пятидесяти официально подтверждённых.
– И командира пехотного полка, – согласился старшина, который первым завладел газетой и уже вчитывался в строки.
– Да, было и такое. Чаю? – спросил я у участкового.
– Это можно. А то продрог, шквальный ветер дует, шинель не спасает.
Пока я наливал чаю, старшина закончил читать газету, вот и я ознакомился со статьёй. Фото то самое было, на фоне трофейной будки, где мы ночевали с напарником. Было всё действительно подробно, а дальше корреспондент перешёл к банальной пропаганде, мол, тянитесь стать таким, как Поляков, и тому подобное. Накачку давал молодёжи. Зря это он сделал, по моему мнению. Сколько мальчишек так решит сбежать на фронт или те, кто остался в немецком тылу? Погибнут же по глупости, у меня-то опыт имеется, свой да чужой.
Пока участковый пил чай, а старшина собирал посуду (мой вещмешок уже был готов, с притороченной к нему винтовкой и свёртком одеяла стоял у входа), я описал все те три дня, пока вёл охоту на немцев на передовой. Очень занимательный рассказ получился, а из моих уст ещё и интересный, а не сухой отчёт, как это обычно принято среди военных. У меня он красочный был, наполненный жизнью, с теми эмоциями и чувствами, что я испытывал. Узнав, что Волк участвовал со мной в той эпопее, тот потрепал его по холке; обе лайки находились в зале – Баламут дремал у входа после сытой похлебки, а Волк бродил по помещению.
– Тут указано, что меня представил к награде командир дивизии, – прочитал я, снова взяв в руки газету.
– Да, к ордену Красной Звезды, – отозвался старшина.
– Хорошая награда, – согласился я, продолжая вчитываться в строчки статьи.
Её давал мой напарник, там было много чего, известного только нам двоим, и он не посчитал зазорным выложить это на всеобщее обозрение. Подробно все три дня были описаны. Особо косяков за мной в те дни не числилось, так что газету я решил прибрать. Участковый, конечно, покривил лицо, когда я попросил у него газету, но дал согласие. У них тут свежая пресса редкость, так что была понятна его мимика. В ответ я ему наручные часы подарил. Из трофейного фонда берегу, как раз для подобных случаев. В Союзе подобные часы у частников редкость, показывающая его благосостояние, так что подарок был воспринят охотно. Особенно когда узнал, что они трофейные. Поэтому тот сразу легко согласился. Видели бы вы, как я старшине подарок делал и как тот отнекивался. Я ему швейцарский перочинный нож, тоже из трофейного фонда, подарить решил за огромную помощь по консервации дома и приведению в порядок участка. Не все соглашались брать подобный дар, вроде этого старшины, но я всё же настоял.
Так же мы ещё раз обговорили связь. Участковый присмотрит за домом и раз в полгода будет отправлять мне письма, сообщая, что с домом. Если пострадает от обстрела, отпишется раньше. Ну и я ему буду писать. Адресами мы уже обменялись. К тому же есть соседи слева, работники одного из местных предприятий, район, можно сказать, элитный, он – инженер, она – начальник отдела по качеству, живут тут. Я попросил проследить за домом, и они охотно согласились. Адрес им свой я тоже оставил, если что – тоже отпишутся. А вообще хорошие люди. Те оба вечера, что я давал концерты, они с начала до конца выступления в первых рядах сидели, слушали. Аплодисменты я слышал от них больше всего.
Наконец мы заперли дом, проверили всё и, выйдя наружу, простились со всеми, кто вышел меня проводить, закрыли ворота и направились обратно в Сочи. Кстати, мы всё же разобрались, как водопровод работал. Оказалось, в колодце находился водяной насос, он электрический, закачивал в большой водяной бак воду. Бак висел на стене дома в районе второго этажа, постоянно под солнечными лучами прогреваясь. Он зарос виноградом, и сразу его мы не рассмотрели. Бак пустой был, поэтому-то из кранов и
