отступления. Бо`льшая часть живших здесь людей успела забрать свои вещи — впрочем, глядя на качество домов, становилось очевидно, что едва ли у них имелось что-то ценное. И все же вещей осталось очень мало: Мириамель нашла лишь несколько дырявых котелков и такое грязное тряпье, что о нем едва ли кто-то мог пожалеть даже в самую холодную зиму.

— Они ушли, — сказала она Изгримнуру, — но складывается впечатление, что по собственному желанию.

— Или их вынудили, — заметил герцог. — Может быть, их заставили организованно уйти, если вы понимаете, что я имею в виду.

Камарис спешился и принялся рыться в груде мусора и сломанных веток, валявшихся на месте прежнего дома. Через пару мгновений он выпрямился, держа в руках что-то блестящее.

— Что это? — спросила Мириамель, подъехав к старому рыцарю.

Она протянула руку, но Камарис продолжал смотреть на кусок металла, и в конце концов она вынула его из сильной мозолистой руки Камариса.

Тиамак наклонился вперед, чтобы взглянуть на находку Камариса.

— Похоже на пряжку от плаща, — предположил вранн.

— Так и есть, — согласилась Мириамель. Серебристый предмет был погнут и покрыт грязью, а по краю шел узор из священных листьев. В центре находилась пара скрещенных копий и злобная морда рептилии. Мириамель вновь ощутила страх. — Изгримнур, взгляни сюда.

Изгримнур подъехал к ней и взял пряжку.

— Эмблема королевских эркингардов.

— Солдат моего отца, — пробормотала Мириамель. Она не cдержалась и принялась оглядываться по сторонам, словно где-то рядом на склоне мог прятаться отряд рыцарей. — Они здесь побывали.

— Вполне возможно, после того как местные жители ушли, — сказал Изгримнур. — Или причина какая-то другая, мы не можем знать. — Он и сам чувствовал неубедительность собственных слов. — В конце концов, принцесса, мы понятия не имеем, кто здесь жил.

— Я знаю. — Мириамель рассердилась, как только нарисовала мысленную картину того, что здесь произошло. — Люди, бежавшие от правления моего отца. Джошуа и остальные, вероятно, были с ними. А теперь их прогнали или взяли в плен.

— Прошу меня простить, леди Мириамель, — осторожно заговорил Тиамак, — но я думаю, что нам не стоит делать поспешных выводов. Герцог Изгримнур прав: мы слишком многого не знаем. И это совсем не то место, которое мне послала во сне Джелой.

— Ну, и куда нам теперь следует двигаться?

— Продолжать путешествие, — сказал вранн. — Идти по следам. Быть может, те, кто здесь жил, решили присоединиться к Джошуа.

— То направление кажется мне многообещающим. — Герцог прикрывал ладонью глаза от серого солнца.

Он указывал в сторону окраины поселения, где осталась широкие колеи, уходившие на север.

— Значит, мы последуем за ними. — Мириамель вернула пряжку Камарису.

Старый рыцарь посмотрел на нее и уронил на землю.

Колея уходила все дальше, словно большой грязный шрам на лугах. По обе стороны от импровизированной дороги валялись самые разные предметы обихода и сломанные спицы колес, а также они видели мокрый пепел костров, бесчисленные ямы, вырытые и заполненные мусором. Несмотря на уродливые следы пребывания людей на девственно-чистых лугах, Мириамель испытывала подъем: следы указывали, что миновало не более одного или двух месяцев с тех пор, как они здесь прошли.

Во время ужина из уже совсем скудных запасов, взятых ими в деревне Роща, Мириамель спросила Изгримнура, что он намерен делать, когда они наконец доберутся до Джошуа. Было приятно говорить об этом как о чем-то определенном: так будущее становилось реальным и осязаемым, хотя она все еще испытывала суеверный страх — нельзя упоминать хорошие вещи, которые еще не случились.

— Я покажу ему, что сдержал слово. — Герцог рассмеялся. — Тебя покажу. А потом найду жену и буду ее обнимать до тех пор, пока она не закричит.

Мириамель улыбнулась, думая о пухлой, неизменно уверенной и умелой Гутрун.

— Я бы хотела на это посмотреть. — Она перевела взгляд на спавшего Тиамака и Камариса, который сосредоточенно полировал меч Изгримнура — с таким же вниманием он наблюдал только что за птицами в небе. Он держал в руках Квалнир так, словно это старый, но не вполне надежный друг.

— Ты очень по ней скучаешь, да? — спросила она, повернувшись к Изгримнуру. — По жене.

— О, добрый Усирис, да. — Он посмотрел на принцессу. — Да, очень скучаю.

— Ты ее любишь. — Мириамель была довольна и немного удивлена: Изгримнур ответил ей с жаром, которого она от него не ожидала.

Ей было странно видеть, что любовь способна так гореть в груди того, кто кажется настолько старым и знакомым, как герцог, а похожая на бабушку герцогиня Гутрун является предметом сильных чувств!

— Конечно, я ее люблю, — сказал он, нахмурившись. — Но тут больше, чем просто любовь, миледи. Она часть меня, лучшая часть — мы вместе выросли и переплелись друг с другом, как два старых дерева. — Он рассмеялся и покачал головой. — Я всегда знал. С того самого момента, как увидел ее впервые, когда она несла омелу с могилы корабля «Сотфенгсель»… О, какой она была красивой, с поразительными, невероятно яркими глазами, таких мне прежде ни у кого не доводилось видеть! Как в легенде.

Мириамель вздохнула.

— Я надеюсь, найдется человек, который когда-нибудь будет испытывать похожие чувства ко мне.

— Так и будет, моя девочка, так и будет. — Изгримнур улыбнулся. — И когда ты выйдешь замуж, если тебе повезет и ты выберешь правильного мужа, ты поймешь, что я имел в виду. Он будет частью тебя, в точности как моя Гутрун стала частью меня, навсегда, пока мы не умрем. — Он сотворил знак Дерева перед грудью. — А глупости южан, когда вдовцы и вдовы берут нового супруга, не для меня! Разве кто-то сможет с ней сравниться? — Он смолк, размышляя о невероятной глупости второго брака.

Мириамель также думала молча. Сумеет ли она отыскать такого мужа? Она подумала о Фенгболде, которому отец однажды предложил ее руку, и содрогнулась. Жуткий чванливый болван! Элиас попытался выдать дочь за того, кого она не любила, ее отец, отчаянно страдавший из-за смерти матери Мириамель Илиссы и после ее гибели превратившийся в человека, окутанного тьмой…

Если только он не пытался избавить меня от кошмарного одиночества, — подумала она. — Может быть, он считал, что это благословение — не знать подобной любви, тогда тебе не грозит горечь потери. Ее сердце мучительно сжималось всякий раз, когда она видела, как Элиас страдал от утраты Илиссы…

Казалось, в ее сознании полыхнула ослепительная молния — Мириамель увидела то, что мучило ее с того самого момента, как Кадрах рассказал ей свою историю. Теперь она поняла — все же очевидно! Как если бы она на ощупь двигалась в темном помещении, но дверь внезапно распахнулась, внутрь ворвался свет, и она