на полу и аккуратно перенес на них девушек. Ему было невыносимо тяжело бороться с улыбкой умиления, глядя, как беспомощные девушки слабо цеплялись за его одежду, за шею и руки, будто силясь что-то сказать и не находя в себе внутренних сил или решимости. Аска тихо заскулила, когда, повернувшись на бок, уперлась в огромный синяк на бедре, но ни один мускул на лице ее не дрогнул, не шевельнулась ни одна морщинка, лишь слезинки выдавились на краешках ресниц. А Рей неотрывно следила за каждым шагом, каждым жестом Синдзи, чуть вытянув лицо в его сторону, сама того, кажется, не замечая, однако он приложил палец к улыбнувшимся губам и тихо произнес:

— Тс-с-с …

Свернувшаяся Аска, обняв ее ногу, прикрыла глаза и с тенью пережитой боли на лице тихонько задремала. Рей озадачено выгнула брови и, немного подумав, неловко провела ладонью по ее волосам, оставив руку на плече девушки.

— Позаботься о ней, — подмигнул Синдзи. — Оставляю под твою ответственность.

А затем аккуратно уложил напрягшуюся от ноющих синяков голубовласку на матрас, чмокнул ее в щечку и накрыл девушек простыней, оставив отдыхать после тяжелого дня. Он еще мог чувствовать, что даже сквозь одеяло Рей следила за ним своими проницательными алыми глазами, поэтому еще некоторое время провел рядом, пока из импровизированной постели не послышались два тихих синхронных сопения, а затем ушел в свою комнату, наконец-то рухнув на кровать и забившись в скручивающей мышцы судороге и слезах.

Как бы он ни хотел, чтобы этот момент остался с ним в вечности, будущее, шедшее за следующим днем, его отчаянно откладываемая геенна с ее предвестником, неумолимо наступало.

Когда из сумки раздалось противный писк мобильника, Синдзи уже знал, что его ожидает. Не кто ему звонил, не почему, а просто знал, что его время пришло. Утром он проснулся в окружении осточертевших пилюль, которые, в этом уже не было сомнения, его воображение подкладывало само себе, и уже готовился к тому зову, который шел откуда-то из-за горизонта. Девушки сейчас вместе принимали ванную — после сна они выглядели на удивление бодрыми, отошедшими и, вопреки всему, счастливыми, поэтому Синдзи ничего не стал им говорить. Теплая вода с бальзамом помогла их одеревеневшим мышцам окончательно расслабиться и сделала синяки на теле не такими густыми, поэтому девушки радостно плескались в ванной, словно два котенка, забывшие, как ночью их пинали под дождем на улице.

Синдзи уже успел собрать свои вещи, когда телефонный звонок застал его у выхода. Определитель не сработал, но он ни на грамм не удивился, услышав знакомый бойкий девичий голос:

— Приве-е-е-ет, птенчик!!!

Он вздохнул.

— Ты чего унылый такой? Ты же всю ночь развлекался со своим гаремом, побольше оптимизма, ведь жизнь, она такая… обалденная!

— Что случилось, Мари?

— Ты представляешь, солнце сегодня встало, такой праздник ведь, гуляй и пой!!! Ну же, танцы, саке, букакке!

Она затихла, выжидая хоть какой-то реплики Синдзи, но тот молча выжидал.

— Ладно, я поняла. Сразу к делу. Ты знаешь, зачем я звоню?

— Догадываюсь.

— Вторая партия. Свою ставку ты отработал, посмотрим, как справишься, если на кону будут чужие судьбы. Итак, сегодня на повести дня один добрый мальчик, немного нескладный, но очень умный, отзывчивый и послушный. Его дальнейшая тихая спокойная жизнь висит на волоске, потому что он моя замена, но это ему не светит. Нет, он в опасности, потому что узнал лишнее, сунул нос не в свое дело, которое — ва-а-ау! — оказалось очень даже его. Я еще подумаю, как это можно использовать, однако загадка такова: какая лайка места себе не находит, заботясь о своих друзьях? Ответ ты найдешь на холме, где горят отходы знаний. Даю час.

Мари повесила трубку, а Синдзи, как бы он ни готовил себя ко всему, все равно прошиб холодный пот.

«Добрый мальчик… О ком она вообще? Замена, сунул нос не в свое дело. Лайка… Заботится о друзьях… Сунул нос не в своей дело, умный, отзывчивый и послушный…»

И тут его озарило.

«Тодзи!»

Не из-за подсказок Мари, от которых особого толка не было. Просто того в последнее время что-то грызло, а недавно он вообще перестал ходить в школу. Синдзи понятия не имел, что могло с ним случиться, но он уже предчувствовал наихудший исход. Он просто чувствовал, что пришла его очередь. Оставался вопрос, где его искать.

«Черт! Место, где горят отходы, это же печка для мусора у школы! Вот дерьмо».

Он вылетел на улицу, стараясь не думать, что вновь оставляет девушек одних, даже не попрощавшись. Его последний урок должен был придать им сил и самостоятельности, так как сейчас Синдзи нужно было сосредоточиться на своих проблемах. Мари затеяла игру и явно стремилась опередить его в своих ходах, поэтому она одна могла обрушить все его планы.

Мысленно подгоняя поезд, Синдзи мчался к школе, игнорируя прохожих и полицейских. Ему было плевать, потому что куда более страшная беда ждала его на одиноком холме возле школы.

За обуявшей его тревогой и волнением он даже не успел заметить, как добрался до школы и как метнулся мимо ограды по дороге для мусорных грузовиков. Задыхаясь от пробежки, он влетел на небольшую, покрытую сухой травой площадку с черной трубой мусоросжигающей печи на другом ее конце, и остолбенел.

Прямо напротив стояла ухмыляющаяся Мари в британской школьной форме и Тодзи, одетый в свой обычный спортивный костюм. Ноги Синдзи едва не подкосились, когда он увидел его лицо — сухое, напряженное, потемневшее и отстраненное, будто увидевшее самое дно ада. Его глаза буквально резали воздух острой сталью, источая мучительную чернь.

— Эй, ты почему не в платье пришел? — обиженно выкрикнула Мари. — Бли-ин, забыла сказать. Ладно, чего уж там, иди сюда такой как есть.

Не в силах совладать со своим телом, которое от взгляда его друга словно пронзили ядовитые иглы, он подчинился.

— Прости, птенчик, я обманула. Я еще вчера ему все рассказала, и что же ты думаешь? Он мне поверил? Нет, конечно. Он сам пошел, чтобы во всем убедиться. И убедился. Жаль, конечно, а ведь я так хотела, чтобы он вломился в твое уютное гнездышко и устроил там Варфоломеевскую ночь. Жаль, жаль, жаль…

Тодзи сделал шаг вперед, и Синдзи показалось, словно почва треснула под его ногами. Он дрожал. Этот парень, громила, бесстрашный и вечно бодрый, сейчас выглядел просто-напросто жалко — осунувшись, он, казалось, едва стоял на ногах под весом невидимой