Сам он давно уже не боялся смерти. Он с ней свыкся.

Но теперь испугался, впервые за много лет. Не самой смерти. А того, кем станет после неё.

Сколько он себя помнил, его всегда манила власть. В краткие её минуты, он упивался её вкусом и ощущением. И остро ненавидел всех тех, кто применял свою власть и превосходство над ним, Тьером Хатано.

Власть он считал исходным Абсолютом, к которому стремится каждый.

Соприкосновение его разума с сознанием Пилата открыло ему картину бессилия любой власти перед очень многими вещами.

Власть — лишь несерьёзная игрушка для таких недалеких умом, как Тьер. Власть — ядовитая иллюзия. Она отравляет. Она предназначена тем, кто бессилен, и одновременно столь слаб, что бессилие свое побороть неспособен.

Власть — это обман, прикрывающий самообман собственный. И чем выше власть, тем лучше она самообман скрывает.

Тьер остро осознал, как глуп и неумен. Лишь глядя в мертвые глаза Пилата, не в силах глотнуть воздух из сжатого стальной хваткой горла, он понял однополярность власти. Власть над другими существует только ради самой власти. Ради её иллюзии.

А потом за неё приходится платить. И расплата может длиться тысячелетиями после смерти. Расплата за мимолетную иллюзию своего превосходства.

Власть — это насилие. Для Тьера весь мир представлял собой сплошное насилие. Но теперь он понял, что существует насилие несоизмеримо большее.

Надо выйти отсюда, подумал Тьер. Выйти как можно скорее. И сбежать из Эйоланда прочь, за пределы Рубежей. Умельцы из квартала Харофу изменят ему внешность и выправят документы, после чего Тьер сможет проникнуть за городские стены наружу.

Он бросил взгляд на Рокс, уверенно пробиравшуюся меж узких стен книжных полок. Теперь он понимал, как она раз за разом наслаждалась властью над ним, Тьером. И как он, испытывая унижение, жаждал власти не меньшей.

Замкнутый круг примитивных желаний.

Теперь он желал одного — разорвать его. А сделать это возможно только покинув город.

Сможет ли он измениться?

Тьер считал себя сильным. Он сможет.

***

Пока они пробирались книжными проходами к неведомой ему цели, Тьер мысленно оглядел своих спутников заново.

Рокс Саеда. Дочь одного из лучших следователей Абрафо. Извращенная самка-наркоманка, не меньшая психопатка чем сам Тьер. Может, даже большая. Если вспомнить, что она творит с ним в постели.

И как и чем она убивает других.

Тьер содрогнулся.

Что же такого произошло с ней в прошлом? Ведь Рокс дочь того, кто всю свою жизнь борется с ей подобными.

Она должна была пойти по его стопам, стать служащей Абрафо, сотрудником тайной и не тайной полиции. Преследовать и уничтожать таких, как он, Тьер.

Но она толкает на улицах наркоту, держит собственную банду, убивает, грабит и нанимает головорезов плодить в кварталах Эйоланда насилие. Бесконечное и жестокое, где только деньги, власть и секс имеют значение. А окружающие служат либо их источником, либо инструментом для их поиска.

А теперь для Рокс он, Тьер, стал негодным инструментом, который пора утилизировать.

Как её саму вскоре утилизирует Абрафо. Или безумный Алекс Багенге со своим террором.

Саймон Боваддин. Худой забитый малолетка, свихнувшийся на технике и механизмах. Никчемный и неспособный жить самостоятельно. Всегда вызывающий горячее желание дать ему в морду.

Жертва? Да. За душой у девственника Саймона нет ни пороков, ни грехов. Он создан для потакания порокам и грехам чужим. Его существование куда более осмыслено, чем жизни Тьера и Рокс. Только проживет он куда меньше. И судя по его взгляду, уже успел понять свой скорый конец.

Зная Рокс, вряд ли смерть Саймона окажется безболезненной. Библиотека представляла собой квинтэссенцию насилия. Ибо книги всегда связаны с насилием, неразрывно. Насилием над душами, разумом и телами. Книги — инструмент для войн и власти. Книги — гниль души, исторгнутая безумием своих создателей.

Лила Изуба. Маленькая библиотекарша из Абрафо. Идеальная рисованная картинка, если не вглядываться в неё внимательно.

Тьер видел выражение ее глаз, когда он ударил Саймона.

Ей понравилось.

Даже больше, чем ему самому.

Образ пай-самочки, чистенькой и опрятненькой, приторный и сладкий, с ухоженной шерсткой, наивным взглядом и умилительными кисточками. Именно так она выглядит наверху.

С каждой минутой, проведенной внизу, она становится все более настоящей.

Неудивительно, что она так нравится монстру Пилату. Они одно и то же. Как отражение в зеркале. Просто одна сущность столь древняя, что невозможно уже и вообразить, насколько. А вторая только-только начала осознавать свое существование.

Тьер горько усмехнулся.

Он сошел вниз вместе с теми, с кем собирался легко разделаться по пути.

А оказался в компании свихнувшейся психопатки и шизофренички-нежити. И обе они повернуты на насилии. Одна явно, вторая нет. И неизвестно, что страшнее.

Тьеру впервые стало жалко Саймона. У него самого ещё имелся шанс. А у Саймона — ни одного.

Он повернулся к волку, замыкающему их процессию. Было видно, как тот устал.

— Давай я возьму твой рюкзак.

Саймон поглядел на него удивленно.

— Спасибо, Тьер. Я сам, — прошептал он.

Тьер, встретившись с его мертвым взглядом, ещё раз содрогнулся.

***

Они вышли на открытое пространство неожиданно, словно вывалившись из ведра на пол.

Их окружали гнилые стеллажи и гнилые книги. Гниль пронизывала воздух и их самих.

Недвижимое, душное, с привкусом плесени, с никогда не опускающейся на пол пылью, пространство сжимало их в коридорах и исторгло на пятачок, где сходился десяток проходов, как желудок исторгает неспособную перевариться пищу.

Тьер, все ещё не успевший отойти после тесного общения с Пилатом, продолжал смотреть в пол. Но его единственный глаз уловил смену освещения при переходе из коридора в большое пространство, а руки автоматически направили ствол оружия в правый сектор, который он должен был прикрывать.

А потому первым начал стрелять именно он.

Они вывалились из прохода в самую гущу призраков. Со всех них тоже содрали шкуры.

Их тела сочились кровью. И не только.

И они оказались голодны.

Тьер нажал на спуск, задрав ствол выше. Крупнокалиберные пули в ошметки разнесли голову одной из тварей. Её тело задергалось, упав на пол. Осколки черепа и плоти разлетелись во все стороны, попадая на книги. Те тут же алчно зашевелились, почуяв жратву.

Тьер отсекал в очереди три-четыре пули, спокойно и методично. И он успел убить ещё одну тварь, прежде чем призраки бросились на них.

Глядя в их раззявленные бездонные рты, Тьер с отвращением понял, что в них нет языков.

Как ни странно, следующей отреагировала Лила. Но она не стала доставать пистолет или дергать за дробовик. Из её лап вытянулись