— Что же дальше? — холодно осведомился старший бухгалтер.

— Как будто ничего особенного, — сказал директор. — Только в людях помаленьку да полегоньку скапливается раздражение. И его, это раздражение, никакой ценой не измеришь!

— Драматизируете. — Иноземцев немного покривился. — Гипербола больше в литературе уместна, а не в экономике. Здесь иные законы господствуют. И иные мерки.

— Не знаю уж, какие там мерки, а вот мера, по-моему, должна быть одна — мера высокой личной ответственности за дело, которое тебе доверили. И неважно, малое это дело или большое с точки зрения, так сказать, глобальной. Важно, чтобы ты его представлял большим и значительным, чтобы твердо знал, что нужно оно, что необходимо!

В неожиданно возникшем споре Юлька была всецело на стороне директора. Возможно, то, что он затевал с приемом порожней посуды, могло обернуться для магазина излишними хлопотами, которых никто сверху не требовал. Но именно это и подкупало.

— Ваше мнение, товарищи?

Директор посмотрел по очереди на Юльку, Нину Семеновну и Майю. Майя сказала:

— Комсомольцы поддерживают.

— Надо попробовать, — откликнулась Нина Семеновна.

— Да, — сказала Юлька.

Иноземцев задумчиво потрогал свой нос и тоже кивнул.

В кабинете у директора они просидели больше двух часов, рассматривая, обсуждая и взвешивая предложения, которые были выдвинуты на общем собрании и тогда же наспех записаны Ниной Семеновной. Юльку поразило, что так много простых и очевидных вещей можно было сделать для улучшения работы магазина и что все это, несмотря на простоту и очевидность, до сих пор сделано не было. Она поудивлялась вслух. Виктор Егорович ответил:

— Работы выше головы, заедает людей текучка, вот и сужают они свои обязанности до минимума, ограничиваются лишь тем, за что в первую очередь с них спрашивают.

— Да, это так, — подтвердил Иноземцев. — Есть три-четыре предела, они и замыкают круг, по которому ходим: план, сохранность ценностей, санитарное состояние.

— Обвесов чтоб не было, — дополнила Лобанкова.

— Пойдем дальше! — Директор снова вводил разговор в деловое русло.

Дальше шло предложение об изменении часов доставки молочных продуктов. Высказано оно было Юлькиной наставницей Антониной Сергеевной. Дело в том, что молочный завод завозил в магазин свою продукцию в самое неопределенное время. С утра или в обед, но чаще всего машина с молокозавода прибывала к вечеру, иногда перед самым закрытием магазина. При такой анархичной доставке отдел не имел возможности реализовать всей продукции в тот же день и значительная ее часть оставалась в магазине до утра. Покупатели, узрев на пакетах молока вчерашнюю дату, приходили в полное разочарование. Следовали письменные жалобы, устные замечания и нарекания. Часть продуктов попросту скисала, кефир приобретал свойства, прямо противоположные тем, какие имел на сутки раньше.

Процент возвращаемого заводу молока и других продуктов увеличивался, а с ним росли и убытки, поскольку возврат шел по более низкой цене.

— Да, закавыка, — вздохнул директор. — На завод я вчера ездил, думал, решу вопрос к нашему совещанию. Просил установить четкий график доставки, хотел, чтоб только утром возили.

— Ну и как? — усмехнулся Иноземцев.

— Какое там! Слушать не хотят. Лучше, говорят, не рыпайтесь, а то на ночную доставку переведем — еще не так запоете.

— И переведут, — пообещал Иноземцев. — С них станет. А отказ чисто формальный. Просто пораскинуть мозгами нет охоты. Это ведь весь график надо переколпачивать. Кому нужны лишние заботы? Вози, как возил, — и точка!

— Никому ничего не надо, — в сердцах сказала Нина Семеновна. — Куркули несчастные! Сами-то небось свежее молочко попивают.

— Ладно, что-нибудь придумаем, — сказал Виктор Егорович. — Что у нас дальше?

Нина Семеновна полистала и почитала про себя свои записи, по-детски шевеля при этом губами. Наконец нашла нужное.

— Предлагается создать при магазине совет покупателей и, кроме того, регулярно, раз в квартал, проводить покупательские конференции, хотя бы заочные.

— В план включаем? — Виктор Егорович вопросительно глянул на Майю. — Как комсомольцы?

— Поддерживают, — ответила вместо Майи Нина Семеновна, и Майе осталось только кивнуть: «Ага!»

— Однако состав покупательского совета продумать надо хорошенько. Несколько человек у меня есть на примете. Шофер один недавно тут приходил, на междугородных рейсах работает. Но главное, нам председатель совета требуется сильный. Крепкий мужик, головастый, умелый, и чтоб с душой относился к делу, помогал, чтоб жил заботами магазина, чтоб…

— Ну-ну-ну, — охладил директорский пыл Иноземцев. — Где вы такого найдете? Да еще на общественных началах!

— Уж и помечтать нельзя! — Директор смущенно поскреб в затылке. — Верно, малость перехватил.

Вот тут-то Юлька впервые — таково было ее глубокое убеждение — высказала действительно самостоятельное, важное и ценное предложение. И не какое-то там обычное предложение, которое лежит на поверхности и доступно каждому, как, например, ее же совет переоборудовать оконные витрины. Нет, предложение было особого рода, и до него не всякий бы додумался. То, что она собиралась сказать, могло быть воспринято даже как невероятная глупость и, возможно, так и выглядело — глупостью, но Юлька чувствовала, что попадает в точку, и это чувство с каждой секундой превращалось в уверенность, хотя объяснить или доказать свою правоту она бы, наверное, не сумела.

— Я думаю, — робко сказала Юлька, — есть один подходящий человек.

— Неужели есть такой? — с большим сомнением спросил директор. — Я его, что ли, не знаю?

— Знаете, — возразила Юлька. — Очень хорошо.

Все с любопытством ждали, кого же она все-таки назовет, кто он есть, этот суперпокупатель.

Юлька торжественно провозгласила:

— Старик со второго этажа. Пенсионер местного значения. По-моему, самая подходящая кандидатура.

Создалось впечатление, что Юлькины слова оглушили присутствующих. Точнее даже, не оглушили, а оглоушили.

— Неуместный розыгрыш, — сурово отчеканил директор. — Соображаешь? Треклятый старик только и ждет, чтобы веревки из нас начать вить.

— Да, уж никого не пощадит, — подлила масла в огонь Нина Семеновна.. — Замотал он меня как председателя цехкома своими требованиями.

— Он и ко мне обращался, — добавила Майя. — Вы, говорит, комсомольцы и должны уважать преемственность поколений, а не глушить своих героических отцов и дедов подъемником, как рыбу динамитом. У всех побывал!

Юлька понимала, что каждый из возражавших ей по-своему прав, — старик всем здесь изрядно попортил крови. Но она не могла расстаться с ощущением, что тоже права, предлагая его кандидатуру. И ее правда — так, во всяком случае, чувствовала Юлька — была правдой какого-то иного, более высокого и обобщающего порядка, ибо ее правда зиждилась не на нечаянно возникшей ссоре старика с магазином по поводу подъемника, а заключалась в сопереживании ею глухого стариковского одиночества, неприкаянности, смертельной его боязни признать свою полную ненужность. Совсем недавно, когда Юлька не знала,