— Может, когда спит?

— Пытались. Сразу проснулся и сюда. Чуткий.

— Двух дней подъемник не проработал. Зря только средства ухлопали. Эх, дела!

— Консервировать придется.

— Похоже, — огорченно отозвался директор. — Похоже, что навсегда.

— Почему навсегда? — не согласилась Калерия Ивановна. — Как помрет старик, так и пустим. Плох на вид, долго не протянет. Машину бы не раскурочили до того часа.

Директор некоторое время смотрел на Калерию Ивановну, подперев кулаком щеку. Молча смотрел, не моргая.

— Ты иди, Калерия Ивановна, работай.

Калерия Ивановна удалилась.

Ее сменил Иноземцев. Вошел спокойно, по-хозяйски. Чувствовалось, с директором он на равных.

Юльке уже успели объяснить, что старший бухгалтер магазина фигура важная, государственный контролер, второй человек после директора. Но это официально — второй, фактически же Иноземцев занимал особое место в магазинной иерархии. Толкуя Юльке о положении старшего бухгалтера, Антонина Сергеевна упирала на один важнейший, с ее точки зрения, момент: в магазине Иноземцев бессменно работал двадцать с лишним лет, тогда как директоров за то же время поменялось не менее десятка.

За Иноземцевым вошла Майя. Подмигнула Юльке, состроила гримасу — напустила на себя нарочитую серьезность: мол, мы комиссия, с нами не шути. Села.

Устроившись на стуле и бережно поддернув брюки, чтобы не пузырились на коленях, старший бухгалтер завел с директором разговор об издержках обращения, наценках и еще о каком-то бонусе, который оплатил магазину пивоваренный завод и который предстояло распределить.

Не первый раз в терминологии, принятой в магазине, попадались непонятные Юльке слова.

— Что такое бонус, Виктор Егорович?

Ответил Иноземцев, повернув к Юльке свое очень белое узкое лицо, снабженное несколько великоватым для этого лица носом:

— Бонус — премия. Торговым предприятиям ее выплачивают поставщики за сбор и возврат порожней посуды. А уж мы от их щедрот премию распределяем между работниками.

— Для сбора посуды специальный пункт полагается иметь, — вздохнул директор. — А у нас его нету. И открыть негде. Берем посуду только в обмен.

— И платим заводам штрафы за невозврат оборотной тары, — добавил Иноземцев. — Доходов лишаемся, заработанных своим же горбом. И бонус получаем — копейки.

— Это так, — скучно согласился директор. — Кругом проблемы.

— К нам во двор, — сказала Майя, — приезжает иногда фургон и собирает у жильцов посуду. Правда, редко.

— Частные предприниматели. Сколько за банку-то платят? Половину цены или больше? — спросил Иноземцев.

— Побольше, — ответила Майя. — Но все равно все рады: банки никуда не надо носить, не стоять в очереди. Приемные пункты плохо работают, ведь знаете.

— Да уж, — подтвердил Иноземцев, — по всему городу — из рук вон.

— Слушай, Илья Васильевич! — оживился вдруг директор. — А она дело говорит. Ну, дают наши комсомольцы! — Он быстро поднялся со стула, подошел к Майе и Юльке и взъерошил им волосы, как маленьким девчонкам, забыв или не зная, что женская прическа подобного обращения не выносит. — Не зря мы их в мозговой трест записали.

От директорских восторгов Юлька изрядно смутилась. В словах Майи никакой идеи или предложения она не усмотрела, а свое выступление по поводу витрины вовсе не была склонна преувеличивать. Юльку до сих пор удивляло, что уродства картонного окорока до нее никто не заметил.

Иноземцев, как показалось Юльке, тоже не разделял энтузиазма Виктора Егоровича, смотрел отчужденно и задумчиво, склонив голову, увенчанную хорошо сохранившейся, тронутой сединой шевелюрой.

Появилась наконец Нина Семеновна Лобанкова.

— Дисциплина хромает, Нина Семеновна, — нетерпеливо отметил директор и продолжал безо всякого перехода: — Майя тут высказала одну интересную мысль, давайте-ка ее обсудим. О том, что по возвратной стеклотаре у нас вечная задолженность перед поставщиками, знаете. Так вот, предлагается следующая система сбора посуды от населения. В домах трех ближайших массивов — а в них живет основная масса наших покупателей — вывешиваем объявления: «Дорогие товарищи! Продовольственный магазин номер шестнадцать организует прием порожней посуды непосредственно во дворе вашего дома. Посуда принимается по понедельникам в следующие часы». Часы проставим разные. Понятно?

— Пока нет, — сказал Иноземцев.

Остальные промолчали.

— Слушайте дальше. Каждый понедельник Алексей Андреевич выезжает в эти дворы на электрокаре…

— Простите, на чьем же это электрокаре? — любезно осведомился старший бухгалтер. — Откуда взялся электрокар, Виктор Егорович? С неба свалился? Тогда это луноход, наверное.

— Сегодня прибудет! — сказал директор с такой гордостью, с какой, пожалуй, и Галилей не произносил свое знаменитое: «А все-таки она вертится!» — Выбил я его для нас. Имеем!

— Любопытно.

Иноземцев радоваться не спешил. Зато все другие приободрились.

— В каждом из дворов наш электрокар появляется в строго определенное время, на один час, и, собрав посуду, транспортирует ее к магазину, свозит во двор. В ящиках, конечно. Заранее договариваемся с Торгтрансом о машинах. Тару они вывозят на заводы в тот же день, поскольку хранить ее негде. Теперь понятно?

— Скорее, занятно, — сказал Иноземцев. — Видите ли, что-нибудь эдакое начать всегда легче, чем продолжить. Я вам сейчас нарисую, как все это примерно будет выглядеть. Уже во второй понедельник автобаза не пришлет машину. Что тогда? Стражу ставить у ящиков? Или таскать их в торговый зал? Это же материальные ценности, их разворовать могут! Дальше. В четвертый или пятый понедельник встанет на подзарядку электрокар. Зато машины на сей раз придут к условленному времени тютелька в тютельку. Чем это грозит, известно: оплата холостого пробега, штраф, категорический отказ снова прислать транспорт. Но и это еще не все. Обманутые в своих ожиданиях покупатели тащат авоськи, полные бутылок, прямехонько в магазин. Каша заваривается такая, что и не расхлебаешь!

— Живописная картина! — Директор даже поежился. — Но скажи ты мне, дорогой Илья Васильевич, до каких же пор будет держать нас за горло кустарщина, круговая порука безответственности, спасительные ссылки на объективные причины да обстоятельства? Почему в промышленности есть такие понятия, как график, ритм, а у нас о них вроде не догадываются? Ты представь, если бы так рассуждали на заводе в Тольятти. Да они свой конвейер не пустили бы ни в жисть! А ну как ярославские шинники покрышек к сроку не поставят, другой смежник — краски, третий — стекло? Сидели бы да чесали в затылке, как мы сейчас чешем. Жизнь-то вперед идет!

— Вперед, — согласился Иноземцев. — Куда ж ей еще идти, жизни? Идет вперед, ключом бьет.

— И все по голове. Мы это знаем, слышали.

— Но согласитесь, Виктор Егорович, что сравнивать работу автогиганта с нашей, простите, конопыркой, все равно что равнять… — Иноземцев замолчал, подыскивая пример похлеще.

— Цену на «Жигули» с ценой на пустую банку из-под майонеза, — подсказал директор. — Верно, цены несопоставимые. Зато цена безответственности и тут и там очень высокая. И не каждый раз ее выразишь в цифрах. Вот живут вокруг