Шрифт:
Закладка:
Не искать лёгких путей. Не отступать и двигаться к цели, чтобы посмотреть, чего я стою без «подушки безопасности».
Заведующую терапевтическим отделением зовут Татьяна Михайловна. Грузная дама за пятьдесят с тяжёлым взглядом и неулыбчивым лицом. Она смотрит на меня угрюмо и, понимаю, не верит, что из меня что-то получится.
– На работу не опаздывать, девок не портить, – выворачивает она меня взглядом наизнанку. – Ты хоть полы мыть умеешь?
– Хоть умею, – улыбаюсь вежливо, отвечаю ровно.
– Галина Владимировна, зайди ко мне, – зовёт она кого-то по телефону. – Старшая медсестра, – снисходит до пояснений. – Объяснит, покажет, расскажет.
– Ах, медбра-а-а-ат, – ещё одна женщина окидывает меня с головы до ног и обратно.
Я толстокожий и железобетонный. Меня подобным не пронять. Галине Владимировне крепко за сорок. Низенькая, кругленькая, как колобок. Для своего роста и комплекции двигается слишком быстро. И успевает, вероятно, много дел за день переделать. Мысленно даю ей прозвище Молния. Можно и Огонь, но Молния ласкает мой эстетический слух больше.
– Поступаешь в распоряжение сестры-хозяйки, Елены Анатольевны. Ты у нас пятый санитар. Отличное число. Сегодня-завтра – пройти медкомиссию. В воскресенье заступай на сутки. Вопросы?
Владимировна рубит слова, как густой лес. Отличный из неё лесоруб – точный и резкий. Молния, одним словом.
– Вопросов пока нет, – я вежлив, очень вежлив и спокоен. На меня словно снизошло что-то правильное. Мне всё нравится. – А если что-то будет не понятно, я спрошу у непосредственного начальства или у сосестёр по швабре.
– Молодец. Может, и будет толк. Анатольевна, девочки, принимайте!
Ну, в общем, дальше неинтересно. Это подобно посещению зверинца, где ты – главный и очень ценный, редкий экспонат. Все на тебя пялятся, а ты сидишь и со скучающим видом думаешь: когда же всё это закончится?
За какую-то секунду в комнате стало не протолкнуться. Посмотреть на меня сбежался, наверное, весь медперсонал терапевтического отделения.
– Мальчик? – шёпотом спрашивает кто-то.
– Нет, кукла наследника Тутти[2], – брякаю я и слышу, как робким ручейком прорывается смешок, а затем разрастается в буйную реку.
– Остряк! – хмыкает сестра-хозяйка, она же Анатольевна, дама бальзаковского возраста, аккуратно-стерильная и, наверное, педантичная до визгу. Судя по глазам и смуглой коже – жгучая брюнетка. – А ну брысь по местам! – командует она, но пробка из человеческих тел не спешит рассасываться. – У нас мальчиков давно не было. Всё девочки и девочки. В других отделениях имеются, а здесь – ты первый за… уже и не помню, сколько лет. Так что терпи, пока они не привыкнут.
– Мне не впервой, – продолжаю излучать благодушие. – Я пойду? Медкомиссия. А в воскресенье, к восьми, приду без опозданий.
– Ну, иди, иди, – склонив голову набок, рассматривает меня очередная женщина.
Я прохожу сквозь строй, что расступается перед мной, как море перед Иисусом. Теперь я понимаю, как он умудрился по воде как посуху пройтись. Никакое море не устоит против толпы.
Я звезда. Все взгляды ко мне прикованы. Кто там рассказывал что-то о наручниках и батарее? Так вот: здесь покрепче будет металла и цепей. Запоздало думаю о женском любопытстве и азарте. Но тут главное – держать дистанцию. Уж что-что, а это я научился делать мастерски с годами.
Мне нужно в поликлинику, но первое, что я делаю, когда сажусь наконец-то в машину, набираю знакомый номер.
– Спишь, Оса? – спрашиваю, как только она отзывается тихим голосом. – Через пару часов буду. Надеюсь, застану тебя одну, а не с очередным Семакиным, – таки не удержался, подковырнул.
– Драконов, не приходи. У меня тут мужской гарем. – Алла кусается, но её скромный выпад и на комариный укус не тянет.
– Не. Я приду, – очень хочется её увидеть – я и сам себе удивляюсь.
– Зачем?
– Как зачем? Лечиться будем!
Бросаю трубку. Знай наших. И ломай голову, что я с тобой сделаю, когда доберусь. И мужской гарем, Жалейкина, я тебе тоже вспомню.
Алла
В этот день поваляться было не судьба. Через некоторое время вернулся Семакин.
– Чего тебе, старче? – провыла я, как только поняла, кто нарисовался на пороге комнаты повторно. Кирюха уже причёсан и одет. Джинсы выгодно подчёркивают и длинные ноги, и стройные бёдра.
– Жалейкина, будь человеком, – протискивается он в комнату, преодолевая моё стойкое нежелание впускать его внутрь.
– Лимит милосердия исчерпан, – сварливо заявляю я, поплотнее запахивая ворот халата. – Что на этот раз сподвигло тебя постучать посохом в мою дверь?
– Имя, сестра, имя! – провыл он картинно, протягивая вперёд руку и потрясая большой дланью. – Не, ну правда, я ж спать не могу, живём рядом, а имени твоего я не помню. Не по-человечески это как-то.
Семакин по-хозяйски устраивается на стуле, беззастенчиво шарит в пакетах, что принёс Драконов.
– О, какой добрый у тебя доктор Айболит, – чистит он апельсин и отправляет дольку в рот. – Что за пацан? Почему не знаю?
– Семакин, а не обнаглел ли ты? – руки непроизвольно в боки тянутся. Так и хочется его чем-нибудь мокрым по харе отходить.
– Нет, – хлопает ресницами Кирилл, но у меня с некоторых пор иммунитет: куда ему до Драконова! Ни в какое сравнение не идёт – раз, абсолютно не действует – два. И это успокаивает: как оказалось, организм у меня не взбесился, и не на всех самцов реагирует одинаково. Да это можно было сразу понять: при Семакине у меня и руки-ноги в порядке, я ими сейчас очень хорошо владею. – Меня Кирилл зовут, между прочим.
– В отличие от некоторых, я знаю, как зовут моих соседей, – ну, хоть покусаю, пока он почему-то решил, что я ему интересна.
– Ну, вот, – вздыхает Кирюха, – ну, что ты начинаешь? Хорошо ведь общались! Я ведь с очень чистыми и добрыми намерениями, – откладывает он в сторону апельсин, но продолжает на него коситься, словно сомневаясь, правильно ли он поступил. – Имя пришёл твоё узнать.
– Меня зовут Алла, – решаю не создавать ажиотаж на пустом месте. – А теперь шёл бы ты, Кирилл, а? У меня микробы, бациллы, обстановка нездоровая. Того и гляди, доктор вернётся. И второй раз яйцами не прикроешься.
– Не хочешь, значит, знакомиться ближе?
У Семакина лицо, как у очень борзой собаки: нос так и чует добычу, но пока не знает, как к ней подобраться.
– С чего бы такой резкий и прилипчивый интерес?
– Прозрел, – не теряется мой сосед, – озарение снизошло. Знаешь, это как идёшь по улице и бац! – яблоко на голову падает.
