— Ничего, перебесится. Настя, он случаем вчера к Алипию не заходил ли? — пытливо спросила Марфа подружку Ларика.

— Заходил, когда совсем уже темно было, — ответила девушка, вытирая чистенькой вехоткой крошки со столика.

— И долго был?

— Долго. Час. А может и дольше. Я уснула, пока он там что-то делал. Свет горел долго.

— Ну и ладно. Пусть подумает, — Марфа ещё раз посмотрела на внука с остервенением прибивавшего штакетины к лагам. — Ну, ну, поработай руками, соколик, в голове прояснится.

— У тебя завтра экзамен-то? — спросила бабушка Настю.

— Ага. С десяти часов.

— Ну и ладно. Куда ты думаешь устроиться работать? Ларик говорил, что ты работать дальше думаешь.

— И работать, и учиться. Я на заочное буду сдавать. Пенсия от папы через два года кончится. И маленькая она совсем. Только поесть и за квартиру заплатить хватает. Мне самой надо будет себя содержать.

— А мать?

— Мама замуж вышла, ну не вышла пока, но собирается. Ей для себя пожить хочется, сказала. Папа долго очень болел. Два года лежал. Устала, говорит.

— А… Ну тогда… А что бы тебе у нас не пожить, Настюша? Я к тебе за эти дни так привыкла, как к своей. Тут тебе и комнату можно сделать. Открыть одну их тех вон, сама же видела, — добрые комнаты-то, светлые, в сад выходят. — Марфа кивнула в сторону закрытых за ненадобностью комнат. — На дрова заработаешь. А можно и в школу устроится или в больничный городок. Тогда и дрова можно будет бесплатно получать, им положено, вроде, говорят.

— Спасибо. Но я к городу привыкла. Устроюсь куда-нибудь на завод, где сразу дадут общежитие.

— И-эх, милая ты моя, не дело это по общежитиям в таком возрасте мотаться. Молоденькая ты ещё совсем. Ну, да ладно, как знаешь. а то — подумай. Вместе-то, да в покое — оно куда лучше. И друг другу помочь сможем, стар да млад.

И Ларивоша вон тоже только в город тянется. А чего там лучше-то? Шум, гам, пыль, да выхлопные газы. Как приеду туда, аж, дышать не могу. А вы привычные, видать, или терпите уж, молодые, выносливые. Вам кино да танцы подавай, знамо дело. Так кино и тут бывает. И танцы, чай, каждое воскресенье. Ну, ты подумай. А мы тебе всегда рады будем, — ловко подхватив ведро с процеженным молоком, бабушка пошла в дом, оставив Настю на веранде, где она повторяла последние билеты.

Экзамена она совсем не боялась. Стараясь не подводить отца, Настюша была, как тогда говорили, «круглой» отличницей. При воспоминании о доме сердчишко сжалось: «Ну как мама могла после папы, такого умного, чуткого, доброго человека выйти за такого мерзкого упыря?» — у Насти в голове это не укладывалось. Уже год, как жизнь её превратилась в кромешный ад, а мама не желала видеть ничего. Или так боялась остаться одна?

Настя вздохнула. Работу себе она давно присматривала, часто останавливаясь около газетных стендов у проходной ближайшего к ним завода «Калибр». Общежитие обычно обещали, судя по объявлениям в газетах, через несколько недель, после устройства на работу. Или давали сразу, но там, где были вредные условия работы. Выбор был небольшим. Совсем практически никакого выбора и не было. Придётся идти на вредное производство на самой окраине города в другом незнакомом районе, где она и не была ни разу за всю свою жизнь. Ещё и экзамены надо сдать как-то. Девушка снова вздохнула, мельком взглянула на Ларика, молча прошедшего в дом, потного и злого: «И чего он такой сегодня? Ему-то чего нервничать? И квартира вон какая, хот в футбол играй — три комнаты, пока родители в командировке, и работа чистая и приятная, в красивом месте, с интересными людьми», — Настя опустила глаза в учебник и до обеда, ни на что не отвлекаясь, повторила всё на два раза уже,

А после обеда Настя взяла тяпку и вместе с бабушкой Пелагеей пошла окучивать картошку. Ларик остервенело приколачивал штакетник уже на другой стороне забора, где они вчера вдвоём с Настей прибивали новые лаги к столбикам.

— Слышь-ко Настюша, а у тебя с Ларионом серьёзно, или как? — вдруг спросила её Пелагея.

— Да нет, что вы. Мы просто соседи, с детства друг друга знаем. Просто эти дни я дома не могла находиться. Вот он и предложил мне здесь у вас … ну, побыть. К экзамену подготовиться нормально. Бабушка, Вы меня извините, что так вот получилось. Я вам заплачу за всё, деньги передам с Лариком…

— Да что ты это, матушка. Я же не к тому, что ты? Это мы тебе за помощь должны остаёмся. Ты подготовилась, я чай? Или отдыхаешь просто?

— Ну да. Подготовилась уже, надо немного отдохнуть, — усиленно и не очень умело окучивая картошку тяпкой, ответила Настюша.

— А давай-ка мы с тобой встреч пойдём, лицом к лицу. Ты с этой стороны, с моей, греби на себя. А я с твоей стороны на себя буду гресть. Так-то быстрей дело пойдёт и крутиться не надо.

— Давайте, — охотно согласилась Настя. Дальше работа пошла гораздо спорее, к вечеру с окучиванием картошки всё было закончено. Ровные, вытянутые в ниточку рядки картошки нарядно зеленели и радовали глаз. Вторая бабушка топила баньку не до пара — просто помыться в теплой воде, да ужин готовила для всех работничков своих. Ларик весь день молчал, а когда закончил латать забор, отнес инструменты на место в сарай дедов, быстро помылся и молча ушел куда-то. Бабушки только взглядом из-под руки провожали его, пока он не скрылся за поворотом.

— И куда это он?

— Не знаю, Марфуша. Знать, в кабинете деда побывал. Не иначе. Надо бы сходить посмотреть, — бабушка Пелагея сняла с головы беленький платочек и обмахивалась им, сидя в тенечке.

— Он вчера был в комнате Вашего брата, — сказала Настя, помогая Марфе накрывать на стол.

— Ночью?

— Мм. Я почти заснула, а может и спала, просто проснулась от шагов.

— И долго был там? — довольно насмешливо спросила бабушка Пелагея.

— Долго. Я уже снова спала, когда уходил, злющий был, а я доносчиком получаюсь, — Настя улыбнулась и внимательно осмотрела стол, всё ли она сделала из порученного.

— Доносчики — это когда из корысти на кого-то наговаривают. А у тебя-то какая корысть, милая? Сочувствуешь нам просто, как я маю. Злющий, говоришь? Это хорошо. Значит, серьёзно ко всему относится. Да как бы и не относился, а всё