Но он не просыпался, продолжая ровно дышать. 

Странно, что он разрешил мне спать с ним в одной постели, да ещё и не пытался ничего со мной сделать. Ведь мог же. Он мужчина в самом расцвете сил. Вот сколько ему? Двадцать семь-тридцать пять лет? Около того, точно не старше. А мне в феврале исполнилось семнадцать, так что разница у нас достаточно велика. Могло же потянуть на молоденьких...

Так, стоп. Хватит уже о нем думать, а то решу, что он добрый и честный самаритянин, который и правда решил приютить бедную маленькую сироту в своем огромном доме. 

У него другая причина. Какая? Сделать меня секс-рабыней? Тогда, опять-таки,  почему не воспользовался случаем? 

Сколько же накопилось вопросов…

Ладно, по ходу разберемся. 

Я осторожно откинула одеяло и поднялась с постели, все так же натягивая футболку. Наверное, стоит все же заглянуть в пакеты, которые Вильгельм оставил вчера в комнате.

Посмотрев напоследок на брюнета, я выскользнула за дверь и двинулась в «как бы свою комнату». 

Заглянув в нее с опаской и не обнаружив ничего страшного, я спокойной вошла и уткнулась в первый пакет, я нашла кучу маек и футболок своего размера. В остальных же были джинсы, брюки и даже бельё. 

Я не знала как стоит реагировать на все это, ведь у меня отродясь не водилось новых, никем не ношенных вещей. 

О белье я вообще молчу. Красивое, кружевное и наверное ужасно дорогое. А главное — у Вильгельма «глаз алмаз», потому что мне все отлично подошло. 

Как то даже неудобно, но не век же мне ходить в его вещах? Потом, наверное, поблагодарить нужно.

Выйдя из комнаты и убедившись, в том, что мужчина по-прежнему спит, я спустилась вниз, в ванную, а из нее двинулась на кухню, с мыслями о том, что вчера мне ведь разрешили хозяйничать, сегодня, думаю, тоже никто против не будет. 

Из книг и фильмов, которые мне удалось прочитать и посмотреть, я имею некоторое представление о том,  чем завтракают нормальные люди, поэтому достала из холодильника пару яиц, молоко, в шкафчике нашла  муку, сахар и еще парочку ингредиентов для будущих блинчиков. 

Времени у меня достаточно, поэтому, думаю, блины не плохой вариант, а между подходами можно ещё приготовить яишницу, потому что, как показала практика, псих ест много. 

Напевая себе под нос какую-то песенку, пританцовывая, я начала творить, полностью сосредоточившись на приготовлении завтрака. 

В таком ритме прошло около сорока минут. Я покончила с блинами, красиво сложив их треугольниками на большой тарелке. Яичница тоже была готова и ждала своей очереди в сковороде под крышкой. 

Неплохо бы было ещё сделать чай.

Открыв шкафчик над раковиной, я потянулась за большой синей чашкой и когда я только взяла ее в руку – из нее выскочило что-то серое, зацепилось за мою руку, поцарапав, а потом спрыгнуло на пол и умчалось в неизвестном направлении. 

От неожиданности я взвизгнула и выронила чашку, которая с грохотом разбилась, вонзаясь мне в стопу. 

Я ойкнула от острой боли и подогнула ногу, а на полу уже виднелась маленькая лужица крови. 

— А ведь это была моя любимая чашка, — Вильгельм появился на кухне внезапно (в принципе, как и всегда), оценивая обстановку со сложенными на груди руками. — Почему ты без тапочек?

Я замерла с открытым ртом, опираясь одной рукой о столешницу и ожидая, что мужчина начнет кричать. Но этого не произошло. Он просто подошёл, обхватил одной рукой поперек живота и поднял, унося с места происшествия и сажая на стул. 

— Горе луковое, — недовольно пробормотал он, оценивая моё ранение, стоя рядом на коленях. Потом поднялся и достал из нижнего шкафчика аптечку.

— Ходи в тапочках, Аркадия, — он рылся в медикаментах. — Тем более пол не всегда бывает теплым. 

Опять это его «Аркадия». Если первые несколько раз я старалась пропускать это мимо ушей, то сейчас полное имя режет мне слух. Да ещё и такой заботливый… Обо мне никто никогда не заботился. Он вообще много для меня сделал за эти дни. 

Залив ногу какой-то жидкостью, мужчина осторожно протер ранку и заклеил пластырем. 

— Все. До свадьбы заживёт, — проговорил он, поднимаясь и складывая все обратно в ящик.

А я всхлипнула. Как маленькая, ей богу! Подбородок задрожал и я сильнее сжала зубы, пытаясь сдержаться. 

Естественно, Вильгельм это заметил. 

— Ты чего? 

Я отрицательно покачала головой, говоря тем самым «ничего».

— Так, — он взял стул и сел рядом со мной. — Говори. 

Нет! Под угрозой смерти не скажу! Не хочу плакаться этому ненормальному в желетку. 

— Чашку жалко, — нашлась я.

— Не велика потеря, — он посмотрел на синие осколки, валяющиеся на полу. — А почему ты кричала? 

Я подняла взгляд и замерла под пристальным взглядом медовых глаз. Он будто гипнотизировал меня им. 

— Там… — я посмотрела на шкафчик. — В чашке что-то сидело. Мышь наверное, — я показала руку с маленькими царапинами. — Я испугалась. 

Вильгельм хмыкнул. 

— Мышь, значит, говоришь?

Я кивнула. 

— Ну ладно, — он поднялся. — Я пока уберу осколки. 

Я вскочила с места, протестуя.

— Не нужно! Я сама!

Брюнет посмотрел на меня с высоты своего роста, поднял, усаживая на стул и стал голыми руками собирать осколки. 

Через пару минут он вымыл руки, достал из шкафа две чашки и сделал нам чай. 

Я же, молча, продолжала сидеть и наблюдать за ним. 

— А ты время зря не теряла, — Вильгельм поставил две тарелки с яичницей на стол. — Хорошо спала? 

Ага, на сколько это было возможно рядом с взрослым мужчиной, который в любой момен мог… да что ж я все время об этом думаю?!

— Угу, — ответила, стараясь не смотреть на брюнета. — Спасибо. 

Завтракали мы молча. 

Я старалась ни о чем таком не думать, потому что подавиться блинчиком мне только не хватало для полного счастья. 

После, Вильгельм обронил что-то вроде «было очень вкусно» и скрылся в ванной, а я осталась убираться на кухне. 

Примерно через полчаса хозяин дома предстал передо мной в черном деловом костюме и белой рубашке, на ходу застегивая часы на руке. 

Сейчас он был тем мужчиной, которого я встретила на старом проспекте и в детском доме – хмурый и сосредоточенный. Лишний раз заговорить с таким даже страшно. 

Такое чувство, будто мне приснился тот заботливый Вильгельм, который обрабатывал мне ногу, ведь вместо него передо мной сейчас стоял хозяин жизни, уверенный в себе мужчина, которому море по колено. Да, именно такое впечатление он на меня производил.