Кивнув, я поспешил удалиться. Явно мое бесцельное шатание по магазину не вызвало бы подозрение. Покупать все равно ничего не собирался, а ходить идиотом пялясь по сторонам — не хотелось. Тем более такое поведение выглядело как минимум странным и рано или поздно привлекло бы внимание бдительного созерцателя в виде слоняющейся туда-сюда женщины.

Выйдя из магазина, я решил добраться до дома бывшего товароведа. Благо ее общага стояла неподалеку, в пяти домах от самой «Магнитки», где мы когда-то вместе работали. Про нее я ничего не знал, поэтому шел, как говорится «на обум», в надежде, что эта девчонка никуда не съехала из снимаемой жилплощади.

Позвонив в домофон и выпустив очередного андроида из подъезда я, от нечего делать, стал считать равномерные, одинаковые гудки, доносящиеся из аппарата. Минут через десять бесплодных попыток я бросил это неблагодарное дело и призадумался что предпринимать дальше.

С одной стороны можно было вернуться к дяди Саши, расспросить его про место захоронение супруги и навестить его в дань памяти к моей драгоценной женушки. С другой стороны, можно было навестить своего бывшего директора по спецвойскам и мирным путем или иными неблагородными действиями выведать местонахождение своих детей, забрать их и думать куда податься в надежде скрыться от властей или хотябы остаться незамеченными. Однако все это заняло бы совсем немалое время и возвращаться сюда просто было бы некогда. Поэтому разбирательство с глобальными проблемами я решил оставить не завтра, а сегодня подзапастись дополнительной информацией моей работы в «Магнитке» и уж потом начать осуществлять задуманное.

Время шло. Девушка не появлялась. Полуоткрытое окно было темно, но кроссовки, стоявшие для проветривания в форточке (как она обычно делала и ранее) вселяли надежду на ее скорое возвращение.

Сидя на скамейке, я осматривался по сторонам, прикидывая куда можно податься, если откуда-нибудь вырулит вечерний патруль. Время приближалось к шести и они должны скоро начать прочесывать местность. Тем более моя негативная репутация с ними может сослужить плохую службу.

Когда последние люди поспешили скрыться от комендантского часа, я понял, что ждать дальше не только может оказаться бесплодным, но и бесполезным.

Мое положение спас синюшного вида сухонький старичок, лет шестидесяти. Он вывалился из подъезда, напротив которого я сидел на скамеечке и стал справлять малую нужду прямо в ближайших кустиках. Разобравшись с житейскими делами, мужик направился обратно, по ходу закуривая самокрутку, но неожиданно остановился, покосился на меня и окатив перегаром, запинаясь на каждом слоге, спросил:

— Третьим бу-дишь?

Терять было нечего, да и возвращаться с «пустыми руками» к дяде Саше тоже не хотелось, поэтому я без раздумья принял столь неожиданное предложение. Этаж дедули оказался пятым — как раз тот, какой нужен с одной лишь поправкой, что дверь Карины находилась справа, а этого индивидуума — слева. Тем лучше. Если девушка сегодня соизволит прийти, то я услышу это и без зазрения совести распрощаюсь с синим обществом.

А общество, как и предполагалось, действительно оказалось синим. Не видавшая ремонта еще наверняка со сталинского времени, квартира находилась в удручающем виде. Отвалившиеся обои, осыпавшаяся побелка, вместо люстры обыкновенная лампочка-шестидесятиватка, пол заляпан не только жиром и грязью, но и, как мне показалось, испражнениями. Окна, в которых еще кое-где остались стекла — наполовину забиты досками и фанерой, заклеены газетой и завешаны тряпьем из-под нижнего белья. Из мебели в однокомнатной квартире треногий стол, три покосившихся стульчика да ободранный диван, на котором храпел какой-то мужик, заросший и напоминающий Хаттаба — кошмарный сон западных спецслужб прошлого.

Скинув сумку у входа и сняв якобы защищающую от вируса тряпичную маску, я сел на заскрипевший подо мной стул и стал ждать. Сидящий напротив, словно в полусне, мужчина, оживился и уставился на меня стеклянными глазами.

— Петро! — протянул он дрожащую руку, рассмотрев во мне нового сабутыльника.

— Данила, — пожал я в ответ.

— Гриш, наливай! За знакомство… тебя… ик… как, говоришь, звать?

— Данила я.

— Данила-мастер, значит?

Он рыгнул в лицо сивухой в перемешку с консервной рыбой и тушенкой, и ловко схватив протянутую Григорием запечатанную бутылку, свинтил пробку и разлил по стаканам.

— Вот, не уберегли парнишу, — кивнул он на распростертого на диване мужчину, — а говорил слона перепьет. Тьфу. Два стакана и в храп. Разве так можно? Вот скажи ты… это… как тебя там?

— Да Данила я.

— Вот я и говорю… ик… Скажи мне, Данила, разве так можно?

— Конечно нет. Давай дрогнем!

— Давай. Гриш, садись!

Похоже Петро был здесь главный и самый разговорчивый. Болтал он столько же, сколько и пил или наоборот. В ответ на все его душевные изливания я лишь заинтересованно кивал головой и почуть смачивал губы подозрительной жидкостью в изобилии стоящей в бутылках под столом.

Из услышанного, я понял, что он является хозяином квартиры и сейчас переживает не самый лучший период своей жизни. Жена ушла, а приехавший из другого города брат Григорий с племянником не только не разделяют его горя, но и при удобном случае начинают «промывать мозги» ненужными и бесполезными разговорами о воссоединении со второй половиной. Уже не знаю, кому приходился племянником лежащий на диване объект, но то, что его звали Степаном, Петр помнил и неоднократно произнес его имя указывая в ту сторону трясущимся пальцем.

— Вот ты… это…

— Данила.

— Точно. Ты, Данила, это… подумай… Все же было хорошо. Работа, жена, машина, дом… а потом… ик… вирус от узкоглазых пришел и все… все пропало. Работы лишился… жена ушла… Выпьем за жену! Хо… хорошо пошла. Так вот, жена… ик… ушла, — начал он загибать пальцы. — Машину, мою ласточку, продал за долги. Квартира… а хренас с ней сделается? Был ремонт и… ик… да что же за распроклятущая икота?

Не думая, он побил себя кулаком в грудь.

— Ремонт грю был и весь вышел. Вишь в каком все упад… ик… упадке.

Он Хлебнул еще стакан и потянулся за новой бутылкой.

— Да ты пей, не стесняйся. Или не уважаешь?

— Уважаю. Тебя точно уважаю.

— А меня? — спросил сидящий рядом Григорий.

— И тебя тоже. Я вас всех уважаю, — на честном глазу ответил я, пригубив свой напиток.

— Эт ты молодец делаешь. Государство все у меня отняло. Живу на гребаное пособие. Выйти никуда из дома не могу. Если ж они, — он тыкнул пальцем в потолок, — узнают, что у меня астма… они ж… ик… приедут за мной на этом… «белом воронке» с этим… кубом… изо… изокубом этим распроклятущим. Сколько они моих корефанчиков повязали, покрутили и в Красный Бор отправили… вот хрен я им сдамся. Вот и