Соус оказался острым, кисловатым, с сильным вкусом чеснока, а вот спагетти – склизкими и трудно прожевываемыми, они так и норовили проскользнуть в горло целиком, а не остаться у меня на зубах. Как я и предполагала, они немного напоминали червяков, только без привкуса белка. Странно, но не ужасно. Я определенно ела вещи и похуже: когда ты голоден, это не имеет значения.

– Тебе нравится? – спросил Магнус.

Прошло какое-то время, прежде чем мне удалось проглотить новое для себя блюдо.

– Их трудно есть.

Он ухмыльнулся, откинувшись на стуле.

– Зато забавно.

– «Трудно» и «забавно» для вас одно и то же?

– Нет. – Он помолчал, бокал с вином застыл у его губ. – Абсолютно. Я ненавижу тяжелую работу.

Не знаю почему, но его слова заставили меня слегка улыбнуться.

– Если дело не касается спагетти.

Магнус поперхнулся вином и закашлялся, стуча себя по груди. Я наклонилась вперед, желая ему помочь, но он отмахнулся от меня.

– Черт возьми, Андромеда, я чуть не умер, – выдавил он, вновь вытирая губы рукавом свитера. – Могла бы предупредить, что ты такая смешная.

Я ощутила, как по моей шее от удовольствия разлился румянец.

– А вы говорили, у меня нет любимого занятия.

– Вот видишь, мы делаем успехи. Теперь я знаю, что ты не выносишь прикосновений, в глубине души ты смешная и не любишь спагетти.

– Не могу сказать, что не люблю.

– Ты отстранилась.

При этом в его голосе послышалось странное беспокойство, отчего мое лицо вспыхнуло. Мне не хотелось обсуждать отсутствие у меня элементарных человеческих навыков или то, почему я ими не обладала. Не знаю, с чего это вдруг стало иметь значение, но я по какой-то причине не хотела, чтобы он считал меня странной.

И я точно не хотела жалости к себе.

– В осторожности нет ничего плохого, – заметила я. – И я сейчас говорю о спагетти.

– В осторожности или в тревоге? – Он поднял брови. – Я видел, как ты ешь еду, которая тебе нравится.

– В осторожности. Я доверяю людям, когда они доказывают свою надежность. – Наш разговор приобретал явный пассивно-агрессивный характер, и меня это раздражало… отчасти. Но в некоторой степени он казался мне интригующим, даже захватывающим – настолько, что хотелось узнать, чем все это закончится. При мысли об этом я усмехнулась. – Дайте мне ынджеру, и я расправлюсь с ней за минуту.

Магнус расплылся в улыбке и, положив локоть на стол, подпер щеку рукой. Он смотрел на меня… не на мой шрам или на вьющиеся волосы, с большим трудом заплетенные в косы, а именно в глаза – так, как делал это вчера.

Я покраснела и отвернулась прежде, чем окончательно смогла понять, что выражал его взгляд.

– Это тревожит, – сказал он. Я тут же вновь уставилась на него. Его пальцы, легонько касаясь щеки, выбивали ритм, улыбка под действием слов чуть померкла. – Но это нормально. Я и сам переживаю.

– Из-за проклятия?

– Нет. Из-за того, что будет после.

– А что будет после?

– Я не знаю. – Он снова откинулся на спинку стула, сложив переплетенные пальцы на животе. – Мне все время кажется, что как только я освобожусь от проклятия… у людей отпадет необходимость быть со мной. Они уйдут. А я останусь…

– В одиночестве, – закончила я с содроганием. На мгновение закрыла глаза, стараясь выкинуть из головы шепот пауков. – Мне очень хорошо знакомо это чувство.

Магнус на секунду замолчал. Потом вдруг с громким скрежетом отодвинул стул и ушел на кухню. До меня донесся легкий стук, а после Магнус вернулся с маленькой корзинкой в руках. Поставил ее на стол передо мной и, откинув ткань, явил моему взору ынджеру.

У меня в животе тут же заурчало.

– Осталось от обеда, – пояснил он.

– Что это? – спросила я и, не дожидаясь ответа, оторвала кусочек лепешки, стараясь не выдать свою радость. – Награда за то, что развлекла вас?

– Награда? Нет, ну что ты. – В его глазах горел озорной огонек – настолько заразительный, что моя стойкость пошатнулась и на лице появилась легкая улыбка. – Я просто хочу посмотреть, как ты расправишься со спагетти за минуту.