Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Современная проза » Сахарный Кремль - Владимир Георгиевич Сорокин

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 37
Перейти на страницу:
пересёк по его словам без малого восемьдесят тысяч жоп. Осанист Матвей, широкоплеч, окладист бородою. Как выпьет пару стаканов «Машеньки», так сразу хвалиться горазд.

— Кого я токмо не сёк, — степенно басит он, прихлебывая из стакана. — Опальных князей Солодилиных, четверых генералов из генштаба, председателя Умной Палаты, сестер-графинь Ворониных за растление малолетнего князя Долгорукова, государева скотника Миронова за преступное равнодушие к животным. Почитай, сто столбовых жоп в год через кнут пропускаю.

Матвей из всех трех палачей самый убоистый, он кнутом сечёт. К своему кнуту относится уважительно, часто повторяя пословицу любимую: «Кнут не архангел, души не вынет, а правду скажет». Юзя Лубянский и Шка Иванов палачи легкие, они розгой соленой государево Слово и Дело на задницах подданных запечатлевают. Их присказка любимая: «Розга ум вострит да дух бодрит». Помоложе они Матвея, любят авторитетного палача подкольнуть-высмеять.

— А что, Матюша, не слепят тебе глаза жопы сиятельные? — спрашивает Шка Иванов, а сам сквозь очки круглые Юзе подмигивает.

— Не боись, не ослепну. Зато руку, как вы, не вывихну. Редко машу, да метко. Мой замах десяти ваших стоит.

— Так с тебя и спросу больше, и задняя обида на тебя крепче! — улыбается Юзя. — А мы что — помахали, да и разошлись. И народ простой на нас не серчает. Не столбовые жопы сечены, чай!

— И нам, и жопам одно главное — побыстрей! — вставляет Соболь.

— Жопа жопе — рознь, — не соглашается Матвей. — Иную жопу отсечешь — словно причастишься.

— А на иную — и плюнуть жаль, — кивает Шка Иванов. — Мало жоп достойных осталось, братцы.

— Достойные жопочки в женских гимназиумах обитают, — хитро улыбается подпалачник Мишаня. — Опаньки, опаньки по девичьей попоньке! Отсечешь пяток — душой помолодеешь.

— Дело свое честно вершить надобно, без корысти, понял? — поучает его Матвей.

— Как не понять! — лукаво усмехается Мишаня, пальцами «кавычки» делая.

— Без интереса токмо в лагерях секут, — возражает Юзя. — Я не робот, чтоб без любви дело государево вершить. Надобно и розги любить и жопы. Тогда противоречия в душе не будет.

— Я свой кнут люблю, кто спорит? — оглаживает бороду Матвей. — Но люблю непорочно.

— Мы, Матюша, розги тоже непорочно любим, — рассуждает Юзя. — Среди нас садистов нет.

— Кнут и розга — яко альфа и омега, — вставляет Ванька.

— У кнута своя метафизика, а у розги своя… — прихлебывает из стакана Шка Иванов.

Вваливается в кабак известный нищий с Трубной площади — Никитка Глумной. Крестится, кланяется:

— Здравия и благоденствия всем тварям!

Знают его в «Счастливой Московии», любят. Со всех сторон к Никитке сразу предложения:

— Седай с нами, деловой!

— Никитка, глотни пивка циркового!

— Прыгай ко мне, блоха!

Но у Никитки свой узор: по средам и пятницам он к столам не присаживается, а только обход кабака делает, живые картинки показывая да выпивая понемногу, и — опять на Трубную.

— Садись, выпей, колода приплывная! — громогласно зовет его Матвей.

— Не велено Богородицей в день постный рассиживаться, — подковыливает к ним Никитка, обнажает умную машинку, на грязной груди висящую, оживляет ее. — Видали, чем государыня наша по ночам занимается?

Выдувает умная светящийся пузырь: государыня в своей опочивальне мажется мазью голубой, оборачивается голубой лисицей, бежит на псарню кремлевскую. А там отдается кобелям.

— Видали, видали, Никитка, — усмехается Шка Иванов. — Слепи чего поновей.

— Поновей? Слыхали, в Кремле есть красавица — три пуда говна на ней таскается, как поклонится — полпуда отломится, как павой пройдет — два нарастет! Угадайте кто это?

— Невестка государева.

— Скоро расшибет их обоих Илья-Пророк молоньей за блядство! Сожжет огнем небесным паскудниц!

— Не сожжет, — зевает Матвей. — Как еблась государыня наша, так и будет еться.

— Токмо не с кобелями, а с гвардейцами, — кивает Шка.

— Ты бы, Никитка, лучше чего про сынка государева слепил. Давненько про него глумных вестей не было!

Подходит Никитка к столу, опрокидывает сходу рюмку водки, занюхивает рукавом:

— Сын государев содомским грехом болен.

— Ну, ну? — оживляются палачи.

— Но не по собственному хотению.

— Как так?

— Заражен содомией по расчету внешних врагов государства Российского.

— И кто же его заразил?

— Сербский посол Зоран Баранович.

— Они же старые друзья с государем, чего ты мелешь? Вместе на охоту ездят.

— Куплен Баранович заокиянской содомской плутократией.

— И как он его заразил?

— На другой день после Яблочного Спаса устроена была рыбалка государем на Плещееве озере. После рыбалки в баню пошли. Там Баранович и подсыпал сыну государеву в квас снадобье. Сын и воспылал. А Баранович в него и внедрился путем содомским.

— Проложил, так сказать, тайную дорожку! — усмехается Мишаня.

— Теперь плутократы по сей дорожке своих агентов пускают. Раз в неделю!

— А доказательства? — оглаживает бороду Матвей.

— Будут! — хлопает Никитка грязной рукой по своей умнице. — Ладно, некогда мне!

Отходит от стола палаческого, идет к цирковым. Здесь его всегда ждут:

— Никитка, глотни!

— Не погнушайся, перекатный!

— Залейся, родимый!

Принимает Никитка рюмку от цирковых, выпивает, закусывает пирожком. Сообщает:

— На ипподроме вчерась в жокейской беседке жена конюха родила тройню.

— Ну?

— И все трое — с жеребячьими головами.

— О‑ха‑ха‑ха!

Пока цирковые отхахатываются, Никитка уж к студентам прибился. Подносят они ему пива жигулевского. Отхлебывает Никитка из кружки:

— Слыхали новость про глину мозговую? Сделали китайцы такую, что не токмо для роботов сгодится, но и для людей!

— Будет брехать‑то, Никитка!

— Истинно, истинно говорю! Прошла сия глина тайные испытания у нас в Сибири: закачали ее шприцами в головы мужикам в селе Карпиловке, да шибко много, не рассчитали.

— Ну?

— Так те мужики к утру написали государю уложение: «Как правильно обустроить русскую деревню».

— И что в сем уложении?

— Прописали, что надобно каждому крестьянину уд стальной приделать, дабы все могли землю пахать беспрепятственно! Вот, полюбуйтесь сами!

Показывает Никитка свои картинки глумные. Хохочут студенты, чокаются кружками с Никиткой. А он не задерживается — уже к китайцам ковыляет:

— Ваньшан хао,[12] поднебесные!

Вот вваливается в кабак спившийся подьячий из Казначейской Палаты, у которого в одночасье бас прорезался. Крестится на все четыре стороны, запевает:

Как во стольном городе,

Во Москве-столице

Три бездомных пса

Шли воды напиться

Во полуденный час.

Один белый пес,

Другой черный пес,

Третий красный пес.

На Москву-реку пришли,

Место тихое нашли

Во полуденный час.

Стал пить белый пес — побелела вода.

Стал пить черный пес — почернела вода.

Стал пить красный пес — покраснела вода.

Потряслась земля, солнце скрылося,

Место лобное развалилося.

Развалилося, разломилося,

Алой кровушкой окропилося.

А с небес глас громовый послышался:

— Тот, кто был палачом, станет жертвою!

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 37
Перейти на страницу: