Шрифт:
Закладка:
Про комполена? Как не знаю?! Знаю. Век он тут живет. Постоянно на дорогах раньше-то видели. И мне не раз приходилось встречаться... Да и Костя (зять) не даст соврать. Тогда уж он совсем нахально себя повел, средь бела дня на дорогу вышел. Люди-то его не всегда видят. А лошади на дыбы — и ни шагу! Посмотрел между ушами лошадей — стоит! Я знаю, что нужно делать в этом случае. От знающих людей слышал. Вышел вперед лошади... Он «Воскресной молитвы» боится. Я и начал читать. И еще раньше, в моем детстве, старики советовали, что еще надо сделать, чтобы дорогу освободить. Надо повернуться к нему спиной, снять штаны, наклониться и меж ног ему показать кукиш. Так я штаны надернуть не успел, как лошадь хватила, 12 километров от деревни Елушкиной до Трех Конд за 25 минут проехала!
Я сейчас постоянно в тайге, в лесу. Два раза он ко мне в избушку приходил. Да я сам виноват. Надо было угостить, поблагодарить еще за первый приход. Вот он и пришел опять... Зашел в избушку и говорит:
— Я оленя прямо к твоей избушке пригнал, а ты даже не покормил меня...
Стол у нас летом всегда на улице стоял, рядом с кострищем.
— Идем, идем! Покормлю!
Мы вышли с ним из избушки, и я налил ему в миску похлебки.
Вот, правда, говорят, Ольга, что он не просто человек, а человек-дух! Знаешь, почему?
Я ясно увидел, что он не ест, как это принято у людей, а только паром дышит, дух вбирает в себя... После его ухода вся пища осталась нетронутой.
— Я, — говорит он мне, — сто верст к тебе шел, чтобы ты меня накормил...
— Какой он?
— Такой.
И Иван показывает сутулого, с прижатыми и слегка согнутыми в локтевых суставах руками, человека.
— Громадный. Руки такие, как мое туловище. Лохматый. В избушку заходит — сутулится, хотя у меня избушка высокая. Лица у него нет. Он и есть хозяин леса. Комполен — мужик-дух.
— Почему мужик? Может, это была женщина?
— Нет. Мужик. Что я не вижу, что ли? Видно, что мужик. Прибор болтается.
— А женщины? Ты не видел женщин?
— Нет. Не знаю. Всегда разговор идет о мужиках, всегда говорят, что мужиков видели. А про баб ничего не знаю. А ведь должны быть! Но никогда не видел.
— Может, ты, Иван, поговоришь с ним, чтобы он к человеку вышел, чтобы с человеком встретился.
— Ко мне приходит...
— Поговори с ним. Может, он согласится с учеными пообщаться. Да пусть особо-то не доверяет людям. Сам знаешь, всякие есть... А потом опять на всех людей обидится.
— Не знаю... Если придет, можно попытаться.
«Жилинкина нога»
Семья Петрович появились у нас в деревне Тап летом 1942 года. По национальности — румыны. Родом из селения Бездомики Герцаевского района Черновицкой области. Перед началом Великой Отечественной войны, буквально за несколько дней, несколько семей из их селения были принудительно выселены с родины, посадили в вагоны и повезли. Куда, зачем и почему? Никто не знал, и никто не объяснял. Везли много дней в телячьих вагонах. На одной из станций к ним в вагон зашел человек в милицейской форме и сказал, что началась война. По дороге много было умерших... Умирали больше старики и дети. Как позже узнали, их привезли в Заводоуковск и поставили на работу на лесоповал в леспромхозе.
В семье Петрович было восемь человек: шесть детей и самих двое. Как жили на одном из лесоучастков, Анна Дмитриевна — старшая дочь (15.10.1929 г. рождения) и вспоминать боится. Дети уже не могли двигаться, опухли от голода. И тут пошел слух, что повезут их куда-то еще дальше. А им уже было все равно. И летом 1942 года их высадили на берегу реки Конды в деревне Тап.
Все мужчины из деревни, даже самые немощные, были уже забраны в трудармию, в Тапе остались одни женщины и дети. Да было еще три старика весьма преклонного возраста...
И Дмитрий Дмитриевич Петрович начал работать в колхозе. На нем держалась вся мужская работа: починить сбрую, сделать или отремонтировать сани, на нем лежали вывозка сена, рыбалка и так далее, и тому подобное. И тогда, и сейчас ему благодарны все живые еще и помнящие этого великого труженика жители бывшей деревни Тап. Пусть земля ему будет пухом, вечная память ему!
Вот что рассказывает о жизни в деревне дочь румына без родины.
Рассказы Анны Дмитриевны Петрович
О жизни в деревне Тап
— Стали мы жить в старой конюховке. Мать слепила из глины печку, отец устроил нары, вот жилье и готово.
По приезду в деревню Тап я стала учить русские и мансийские слова, так как приходилось общаться с местным населением по-русски и по-мансийски.
Никто из семьи русского языка толком и не знал. Правда, у нас на оставленной родине в школе учили русскому языку. Но и я по малолетству практически ничего не успела выучить.
Я в Тапе запоминала услышанные русские слова и записывала их на закопченном потолке нашего жилья, т. е. конюховки. Простые слова: хлеб, вода, дрова, спички... Все такое, что было необходимо для существования на новом месте. Осенью 1942 года я подружилась с бабкой Анной — Тайлаковой Анной Ефимовной. Она тогда уже была старенькой. Курила трубку. Покупала у соседа Балакина Ефима Семеновича табак-самосад. Иногда, когда не было самосада, бабка курила и траву-троелистку. Спичками не часто пользовалась, добывала огонь огнивом. Камешек и трут всегда носила при себе в кисете.
Впервые от нее и услышала о комполене. Было и жуткое, и завлекающее что-то в этих рассказах, а вот детское любопытство так и влекло к расспросам. Бабушка приглушенным голосом вновь и вновь рассказывала мне таинственные истории... Спрашивала и о том, как бы его увидеть. Она за это меня ругала и говорила:
— Не поминай! Нельзя! Это такой человек с длинными ногами, сильный, который может любого человека через леса, через болота унести.
— А какой он большой?
— Он такой большой, как лесина.
— А что такое слово комполен? Что это за название? Как перевести?
Она долго думала, а потом и говорит:
— Это «жилинкина нога».
— Почему его никто не может убить? Ведь охотники в
