Шрифт:
Закладка:
Наутро следы смотрел, но возле избушки их не было.
— Кто же это мог быть?
— Так места там заверованные!
Никто из моих рассказчиков не ответил на вопрос, кто был, кто мог быть? Все как один дружно отвечали на этот вопрос: «Да места там заверованные... А как и что, «догадайся, мол, сама».
Заверованное место... Что же это за место? Что же это значит? И есть ли такие места до сих пор? Из ответов людей ясно — есть! Литературы на эту тему, проясняющую эти названия, я не нашла. Да и кто из писателей, ученых будет заниматься такой ерундой?! Шаманство давно ликвидировали (да и было ли оно вообще?!), с религией 70 лет боремся. Так какой разговор о святых вообще, о святых местах, в частности? Одним росчерком пера все зачеркнули, ликвидировали. Нет и не может быть!
Передо мной книга «Заповедник Малая Сосьва» (Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1985 год), читаю (предисловие, стр. 7): «Историки свидетельствуют, что при первобытно-общинном строе иногда применялись запреты охоты на отдельных участках, чтобы поддержать уровень воспроизводства диких зверей. А чтоб запреты эти были более действенными, такие места делались предметом религиозного культа.
Отсталые в недалеком прошлом народности Севера до нашего времени сохранили «священные урочища» и «запретные места».
И там же: «В 30-е годы нашего столетия при проведении борьбы с шаманством ханты, манси, ненцы довольно безразлично относились к ликвидации культа, но попытка нарушить неприкосновенность «священных урочищ» вызвала у местного населения резкие протесты».
Вот так, хорошо запомним: «отсталые народы Севера» прекрасно понимали значение заповедных мест, «священных урочищ» и всеми силами пытались их отстоять. Но главное, главное в них, в этих «заверованных местах», конечно же, не соболь, не бобер и другие звери и животные, а именно тот, которого и до сих пор даже не называют! «Заверованное место»!
Для меня и для большинства местных старожилов, рыбаков и охотников, значение этого слова понятно, ясно. А ведь с 30-х годов прошло больше полстолетия, и население, естественно, сменилось. Трудно назвать отсталыми А. Павлова, Володю Абрамкина и многих, многих других, коим приходится встречаться в тайге с кем-то неизвестным.
Для борьбы с шаманством (А было ли оно вообще? Еще раз свой вопрос повторяю... И надо ли было с ним бороться? Если же не было, да победили, вот какие мы герои-просветители!), для борьбы с религией считались все средства хороши. И население любого региона добровольно-принудительно с этим мирилось. И надо думать, что резкие протесты местного населения Севера против ликвидации таких мест были вызваны не религией, не шаманством (и зачем было путать одно с другим?), а именно охраной вотченника, комполена, хозяина! Люди, живущие бок о бок с этим существом (веками живущие!), охраняли его и нипочем посторонним не выдавали тайны его существования.
Отсюда и резкие протесты местного населения против ликвидации «священных урочищ» и «заверованных мест». Но и до сих пор эти места остаются естественными заповедниками. Тем более что и добраться туда можно не всякому и не всегда, чаще только вертолетом. Старожилы знают такие места и в большинстве случаев ходить туда опасаются. А уж если и идут, то ведут себя там так, как приписывает неписаный закон тайги. Но кто же Он? «Отсталые народы» его не выдали... Не выдали в 30-е годы, не выдали и в 40-е. Вот одна из таких историй, когда люди сами предпочитали уход из жизни, но тайну веков не выдавали. Рассказал мне ее один из старожилов нашего края.
— В годы войны, когда все мужчины нашей деревни были на фронте, к нам в деревню приехал командировочный (так я его помню, за давностью лет не помню ни фамилии, ни имени) и стал просить сопровождающего в лес, для учета пушного зверя в верховьях таежной речки. Буду условно его называть Егерь. Мне, тогда 12-летнему мальчишке, и дали задание поехать с ним и помогать ему в работе. Раньше я в тех местах бывал со своим отцом, поэтому поехал с большой охотой. По дороге в нужное место мы заехали к одному старику в лесную избушку заночевать. Раньше я был у него с отцом и сейчас надеялся на его помощь. Узнав о цели нашей поездки, старик, улучив момент, отозвал меня в сторону и сказал, чтобы я егеря туда не водил:
— Там шайтан ходит. Можете оба погибнуть...
Но я, в то время воспитанный в современном духе, мало верил в его существование и решил, что старик просто-напросто хочет нас запугать, чтобы самому поохотиться в этих местах. И мы пошли дальше, в верховья речки, где, я знал, имелась маленькая долбленка, на которой мы и должны были спуститься по течению реки.
Но со второй же ночи с нами стали происходить невероятные истории. Ночью к нашему костру, к палатке, кто-то подходил, свистел невероятно сильно, налетал бураном, топал. Короче, как нам казалось, пугал нас. Через несколько дней у нас погибла собака и исчезли все продукты, а еще через ночь кто-то расколол нашу деревянную лодку — нам не на чем стало двигаться дальше.
Мы кое-как выбрались из тайги с большими трудностями для жизни. Егерь был уверен и уверял меня, что все это проделки старика. Старик отравил собаку, старик расколол лодку, старик по ночам свистел и пугал нас. Хотя я и сейчас сомневаюсь, откуда в дедуле было столько сил — старик не мог так сильно свистеть! Но тогда мальчишкой поверил этому. По утрам мы видели следы ночного пришельца, но почва в тех местах болотистая, много травы, и поэтому нельзя было точно определить, кто был. Егерь по возвращении в поселок ходил в Совет, милицию и жаловался на старика, будучи уверен, что все это его проделки. Старика арестовали, и больше он никогда уже не появился в нашей деревне...
Вот такая история, одна из многих известных в нашем крае. Но и тогда, когда был арестован старик и, по всей видимости, осужден, он не выдал тайну! Даже ценой собственной жизни! Ведь арест, суд, тюрьма для старика
