— Я вам не слуга! Я вам не слуга!

К Анатолию Павлову меня взялся проводить один из мужчин, что находился возле магазина. Когда мы пошли, одна из женщин, что стояла возле магазина, спросила моего провожатого:

— Костя, а вы разве там пройдете?

— Пройдем...

По дороге, что вела берегом реки по чистой зеленой поляне, мы шли к территории Юмасинского рыбоучастка.

— Интересно, зачем вам нужен Павлов? Вроде бы ничего интересного в нем нет...

В Юмасе с населением около 600 человек все друг друга знают. И поэтому каждый новый человек, естественно, вызывает любопытство: кто? зачем? к кому? и т. д.

— Да! — Я даже удивилась. — А мне кажется, что он очень интересный товарищ. Жаль вот только, что я с ним не знакома.

— Так вас еще и знакомить надо?! И все-таки очень интересно, зачем он вам потребовался?

— Конечно. Вы сейчас меня с ним познакомите, а что за разговор у меня с Анатолием... Вы, пожалуйста, спросите у него сами. И если он пожелает вам сказать, значит, скажет. Нет, значит, нет.

Тут мы подошли к забору, что отделяет территорию участка от поселка.

— Вот так, — мой сопровождающий показывает, куда надо поставить ногу на крутом обрыве своим примером и оказывается на территории рыбоучастка. Следом за ним я спускаюсь слегка вниз, Костя подает мне руку и извлекает меня уже на территории рыбоучастка. Здесь мы идем по дощатому настилу— причалу.

— Это причал, там цеха, — показывает рукой Костя. – А дальше и центральный вход. Видите, вон трое сидят... Тот, что средний, кучерявый, посредине сидит, Павлов.

Подойдя и поздоровавшись, говорит Анатолию:

— Это к тебе.

— Да, мне нужно с вами поговорить.

Анатолий поднимается, и мы отходим слегка в сторону по причалу. Павлов — молодой мужчина крепкого телосложения, лет за 30.

— Кабинетов у меня нет, — улыбается.

Я прошу его рассказать о том, что случилось осенью 1987 года.

— 18 октября 1987 года нас троих на вертолете забросили на Зимнюю Рахту. Это рыбацкий стан. Там две избушки, одна старая и уже нежилая, а вторую новую поставили. И вот с вечера, как только мы легли спать, но я еще не успел уснуть, как услышал, что наши собаки (а у нас их было две) хай подняли. Начали очень сильно и озлобленно лаять, и тут мы услышали, что к избушке кто-то идет. Шаги такие... Такие — как вроде бы дрова на земле колют. Избушка новая, сухая. Так все и отдается. Я открыл дверь и хотел выйти и посмотреть, но собаки со страхом бросились мне под ноги, пытаясь спрятаться в избушке. Я ногами загородил им дорогу и не пустил в дверь. Так они и остались на крыльце избушки. Мне хотелось выяснить, кто пришел, но было очень темно, и я никого не увидел. На нас напал страх... Медведь к избушке не подойдет, если там человек (знает!), лось — тем более. Да и медведи к этому времени в берлогу залегают. Но я сразу же понял... Ведь место-то заверованное!.. Вот тут-то и началось. Ходить-топать он начинал с моего угла и вокруг избушки... Земля содрогается, как бы кто стучит по ней. Мы в страхе сидим... Собаки... Собаки в сенях вроде бы из себя выходят, даже не лают, а как бы взвизгивают и хрипят. Он уходил раза три, снова приходил. Так продолжалось с полдвенадцатого часов до трех. Это примерно. Ведь мы время не засекали. По шагам слышно было, как уходит, приходит...

Шаман как услышал, сразу же начал молитвы читать...

— Скажите, пожалуйста, хотя мужчины всегда пытаются это скрыть, вам было очень страшно?

— Да. Страх как-то даже сковал, и было очень неприятное состояние. Я часто бываю в лесу и много чего знаю. Без этого нельзя (Павлов имеет в виду знание законов тайги и правила поведения в лесу человека).

— Бывает и так, что идешь по лесу и на тебя как бы что-то навалится... Как бы на плечи кто сел... — и Анатолий делает плечами такой жест, как будто скидывая неведомую, но очень тяжелую силу. — Бывает и такое. Следы? Нет, следов не было, да и не могло быть. Снег тогда еще не выпал, а там бор, почва твердая, на ней следы не остаются. Кто там был? Я уже говорил. Шаман был, ну тот, что молитвы, забыв, что он язычник, читал, Актаев Василий Андреевич и еще Володя Абрамкин. Трое нас было. Володя совсем еще молодой, только в армию собирается.

— Можно с ним поговорить?

— Да, конечно же! Он на строительстве дома работает.

И мы идем на строительство нового дома. Ворота центрального входа Юмасинского рыбоучастка нараспашку, покосившиеся. Видимо, давно не закрывались — открывались. Володя Абрамкин, а точнее, Абрамкин Владимир Викторович, 1970 года рождения, образование 11 классов, рабочий Юмасинского рыбоучастка, на днях ждет повестки в ряды Советской Армии.

Володя высокий (под метр девяносто), сутулый, нескладный парень. Ввиду жаркой погоды все они на строительстве обнажены до пояса. У Володи на груди крест.

— Верующий? — спрашиваю, улыбаясь.

Он пожимает плечами и начинает рассказывать то, что с ними было.

— Нас на вертолете забросили. И пока мы таскали к избушке вещи, я очень устал и сразу же с вечера уснул. Потом меня разбудил Анатолий. И тут я услышал шаги. Кто-то ходит вокруг избушки, да так, что во всей избушке отдается. И шаги такие, будто чурки колют на земле. Я уж плохо и помню. Помню, как проснулся, сел, да так и сидел охолодевший. Я молодой, не знаю, что делать... Что особенного? Ну, страх. Я сидел и только головой вертел, больше, по-моему, ничего не мог и делать онемевший. И собаки еще... Когда Анатолий пошел к двери и хотел выйти, собаки со страху в избушку влетели. Анатолий стал их выгонять, короче, просто выпинывать из избушки, и тут я заметил, что одна из собак почему-то мокрая... Выкупаться она нигде не могла, а почему мокрая оказалась, ума не приложу.

До воды далеко, да и в октябре какая собака и зачем полезет в воду, там шуга уже идет.

— А второй раз? Ну, когда ты один был...

— Так это уже в феврале этого года! (1988 г.). Тогда я там был