нужно. Ну или когда нам этого хотелось. Будучи вполне уже взрослыми, многие ребята имели подружек в соседних деревнях и в поселке и активно бегали на свидания. По отношению к старшим Мастер закрывал на это глаза. Так что, как только мы пришли на ярмарочную площадь, почти все разбежались по своим делам и подружкам, и мы с Ромкой остались вдвоем. Я как всегда была в образе слепой монашки, которую сопровождал ее “братец”-крестьянин, которого изображал Ромка. Одетый в простую мешковатую и весьма ношеную одежду, парень нацепил на лицо маску необремененного мозгами тупицы. В-общем, выглядели мы той еще парочкой. Но наслаждаться жизнью нам это не мешало. Мы посмотрели представление, которое давали заезжие артисты. Вернее, Ромка-то смотрел, а я делала вид, что только слушаю, повернув голову куда-то в сторону. Так-то мне не нужно было смотреть в направлении выступающих, чтобы видеть. Потом мы ходили вдоль рядов с пирожками, медом и прочими вкусностями. У каждого лотка Ромка подробно объяснял мне, что на нем лежит, а я принюхивалась, делая вид, что по запаху выбираю себе вкусняшку. Наконец, мы вышли к столу с различными блинами: просто блинчиками, лежащими на тарелке кружевной стопкой, фаршированными блинами со всевозможными начинками, начиная с мясной и творожной, заканчивая красной икрой. И, главное, были блинчики со сладкими начинками: с морошкой, малиной, моченой брусникой с медом, с яблоками, медом и орехами. Глаза разбегались от всего этого обилия вкусностей. Роман взял нам по порции блинчиков с малиной и с орехами и медом, завернутых в газетные листы и мы решили отойти в сторонку, чтобы вкусно перекусить.

– Видишь? – спросила я Ромку, продолжая жевать блинчик.

– Ага! Что предлагаешь делать?

– Накостылять, – предложила я.

– Поддерживаю, – вздохнул парень.

Не особо он горел желанием прерывать релаксацию под по-весеннему ярким солнышком.

Ромка встал и двинулся в сторону паренька лет 13, отирающегося возле небольшой толпы у лотка с пирожками. Парень почуял что-то и попытался ускользнуть. Да вот беда, по дороге ему под ноги, конечно, совершенно случайно, попала моя трость, о которую он споткнулся и полетел на землю. Я охнула и полетела сверху на парня. Тоже, конечно же, совершенно случайно.

– Ой, сшибла кого-то! – запричитала я, нащупывая, на кого это я упала. – Мальчик, да что ж это, прости, малой, ушибся? Чем ударился?

Я ахала и охала над бедолагой, демонстративно проверяя, целы ли руки-ноги пацана.

– У него сотрясение мозга, надо срочно к лекарю! – продолжала я вопить.

Парень отпихивал меня, пытаясь сказать, что все с ним в порядке и к лекарю ему не надо.

– Заткнись или позову городового! – прошипела я ему в ухо, цепко держа за руку.

Мальчишка испуганно дернулся, но притих и больше не пытался вырваться. В процессе его ощупывания я незаметно извлекла у него из-за пазухи простенький кошель и также незаметно бросила его на землю. Ромка среагировал мгновенно, крикнув:

– Женщина, это не вы кошелек потеряли?

Он обращался к женщине средних лет с усталым лицом в простом и застиранном, но чистом платье. На руках у нее был малыш примерно годовалого возраста, а за подол платья держалась испуганная девчушка лет четырех. Женщина тут же схватилась за свой карман, и, не обнаружив кошелька, ахнула:

– Мой! Это как же я? Вот ворона-то, умудрилась потерять. Спасибо вам! – горячо поблагодарила она.

– Держите, да спрячьте подальше, а то не только потерять можно, но и ворья всякого хватает! – недовольно пробурчал Ромка, поглядывая искоса на мелкого воришку.

– Братишка, надо срочно отвести мальчика к лекарю, у него явно сотрясение мозга! – продолжила причитать я.

Мальчик при этом пытался отнекиваться и утверждать, что все с ним в порядке, что его дома ждет мамка, что он и сам может пойти к лекарю, но сопротивляться столь удушающей заботе у него получалось плохо. Мы с Ромкой подхватили парня под руки с двух сторон и поковыляли прочь с ярморочной площади. Я шла, ощупывая дорогу впереди себя тростью, которая также помогала расчищать путь от толпы – почему-то народу не нравилось получать по ногам металлической тростью с острым кончиком.

Свернув в глухой безлюдный переулок, мы остановились.

– А теперь поговорим! – сказала я вроде как пришибленному головой об мостовую парню. – На кого работаешь?

– Чо? Тётенька, отпустите меня, я не причем, я просто рядом был! – запричитал мерзким голосом парнишка.

– Заткнись! – рявкнул Ромка.

Довольно крепкий молодой человек выглядел достаточно угрожающе. В свободной руке он держал металлический кастет с острыми шипами, который непонятно, когда и откуда успел достать. Пацан сразу опознал игрушку, осознав, что мужик-то непростой и лучше его не злить. Он нервно сглотнул и принял правильное решение.

– На Косого, – почему-то вдруг охрипнув, сказал он.

– И что, Косой велит вам голытьбу подчищать? – удивилась я. – Видел же, что тетка явно концы с концами еле сводит, да еще и с малявками.

– Нет, – прошептал воришка, опустив глаза, – не было от Косого таких распоряжений.

– И зачем тогда полез к ней?

– Ну это… не удержался. Прям наружу кошель выглядывал, рука сама и потянулась.

– Так ты не профессионал, что ли? – сделала вид, что удивилась я, – Или попрошайка на паперти? Берешь только то, что клиенты сами тебе в руки кладут.

Парень зыркнул на меня недобро и недовольно засопел:

– Бес попутал! Отпустите, тётенька, я больше так не буууу-дууу. Дома мамка больная, сестрички малые три дня не емши!

Воришка явно включил режим “разжалобить” и начал горестно подвывать.

– Заткнись! – снова рявкнул Ромка.

Подействовало, пацан понял, что для такого концерта не та аудитория и притих. Видимо, размышлял о том, какой теперь тактики стоит придерживаться.

– В-общем так, пацан, – сказал Ромка, сурово сдвинув брови, – чтобы возле бедных я тебя не видел! Последнее воровать – себя не уважать.

– Не буду! – буркнул воришка.

– И вообще, завязывал бы ты с этим делом, – добавила я, – ни к чему хорошему оно тебя не приведет.

– Легко вам говорить, – взвился пацан, – накормлены, напоены, крыша над головой. А меня кормить некому. крутиться приходится. Не в приют же идти. Я там был. Недолго, правда, сбежал быстро. Уж лучше на улице голодным ночевать, чем тот кошмар! Нос рукавом вытер – по рукам линейкой получи, не так воспитателю ответил – вообще порка или карцер. Это хуже тюрьмы.

– Ну вон, хотя бы в Школу нашу приходи, – предложила я, – тебе четырнадцать-то есть?

– Месяц назад исполнилось. А возьмут?

– А это как себя покажешь, – хмыкнул Роман.

– Я, знаешь, какой, я все на лету схватываю, я смогу, честно.

– Ну-ну, честный ты наш! – улыбнулась я, отпуская его из своего захвата.

– Я приду! –