— Что делать-то? — заголосила Маня, схватив меня за руку. — Ведь повяжут с головой!

Вглядевшись вдаль, я не совсем поняла столь бурную реакцию попутчиков:

— Это же не ГАИ, успокойтесь.

— Блин, нам соваться нельзя! — вдруг выдал Леньчик, чем, признаться, очень меня озадачил. — Мы с Мишкой, пока вы спали, стресс сняли коньячком. Приехали же почти, только заселиться осталось. Думали, до соседней улицы вы за руль сядете.

— Охренеть.

— А вдруг менты решат проверить нас, почуют запах алкоголя? ГАИ вызовут, а с теми объясняться замучаешься. Если за рулем будет девушка, они и докапываться не станут. Поулыбаешься им. Анька, давай быстрей, перелазь, ты ж вообще не пила вчера. Права с собой?

— С собой. Придурки! Нашли время коньяк пить, — разозлилась я, ходко перелезая через сидение. — Голову спрячьте! Вместе с брокколи!

— Ты, главное, сиди за рулем и ничему не удивляйся, — вдруг посоветовал Мишаня, и что-то зашептал сестрице и Леньчику.

Я закатила глаза и уставилась прямо перед собой, прислушиваясь к возне за спиной и мысленно уже представляя себя в наручниках. Полицейская машина медленно ехала по дороге, а я мысленно молилась всем святым, чтобы на нас не обратили внимания. Видно, в тот день в небесной канцелярии услышать меня не пожелали. Менты остановили машину напротив и, весело поглядывая на меня, поинтересовались:

— Отдыхающие? Чего стоим в неположенном месте?

Я хотела было указать им на то, что такими вопросами должно интересоваться ГАИ. Однако решила не лезть на рожон и попыталась мило улыбнуться. Наверное, вышло не очень, потому что седовласый вдруг нахмурился и вышел из машины. Следом за ним из машины вылез и молодой напарник. Он был настроен более миролюбиво:

— Вы не удивляйтесь, мы же не из-за штрафа. По мне, так стойте сколько угодно, но в городе сегодня неспокойно. Вот мы и ездим, всех проверяем. Дело такое…

— Какое? — продолжая неестественно скалиться, поинтересовалась я, чтобы поддержать разговор.

— Сходка сегодня у нас в городе, — пояснил он, моргнув мне глазом и одновременно закуривая. — Криминальные авторитеты области собираются, дружок их на свободу сегодня выходит. Сиплый кличка, слыхали, может? Большой человек, мать его… Гулять будут в кафе «Шантан», тут неподалеку. Вот мы и патрулируем окрестности. Вы бы ехали отсюда, от греха подальше, мы всех местных предупредили…

— Чего ты девчонку пугаешь? Болтает что попало, — прервав разговорчивого стража порядка, разозлился седой. — Вы его не слушайте, сплетни разводит. Официально никаких криминальных авторитетов у нас нет. Но указание сверху и вправду поступило, сегодня в городе полиции будет пруд пруди. А машина-то у вас больно чудная, мимо не проедут. Как катафалк используете? — внезапно обратил он внимание на надпись и стал обходить гробовозку по кругу.

— Досталась от деда, вот и ездим. Надоела эта старая рухлядь, а что поделаешь? Не дед, конечно, а машина, — кашлянув, не придумала я ничего умней, а седой кивнул: — Езжайте куда ехали, а сегодня лучше вообще в город не суйтесь. Купайтесь вон да загорайте подальше, на косе.

Я закивала и только-только собралась дать по газам, но тут сзади кто-то громко чихнул и всхлипнул. Менты насторожились, а я мысленно чертыхнулась.

— А кто там у вас? — спросил болтливый паренек, пугавший меня криминальными авторитетами.

Я мысленно примерила на себя арестантскую робу и только набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, как задняя дверь с противным звуком отъехала в сторону, и из нее показалась сестрица.

Облик ее претерпел значительные изменения. В руках она зачем-то держала две искусственные гвоздики, а голову ее украшала траурная черная косынка, которая шла ей необыкновенно.

— Ой, соколики вы мои, — заголосила она, бросаясь на шею молодому стражу порядка. А я от неожиданности прикусила язык. Стало обидно и больно, и я слегка застонала. Сестрица успела мне подмигнуть, но я все равно ничегошеньки не поняла, и решила посмотреть, как будут развиваться события.

— Вы кто? — опешив, брякнул тот, кого она осчастливила собой.

— Теперь, получается, вдова, — грустно пояснила Марья, разжимая объятия. Мы с сестрой обе вдовы. Вот, едем мужей хоронить. Долетались, голуби наши сизокрылые. В смысле, допились. Оба и угорели, в бане. А все через водку проклятую.

Я бы непременно упала, если бы не привалилась к машине, но спектакль меня так увлек, что я невольно жаждала продолжения. Хотя и слабо понимала, какая роль досталась мне.

— А где мужья-то? — брякнул обласканный Маней, пытаясь заглянуть в недра машины.

— Так вот, голуби, в гробах лежат, — со слезой заявила сестрица, и снова кинулась в объятия полиции. Тот растерянно похлопал ее по спине, а я ринулась смотреть, что за голуби лежат в гробах, потому как распирало меня прямо неимоверно.

Увиденное меня умилило. Два гроба, до этого стоявшие в углу, сейчас были поставлены ровненько друг возле друга, крышки были задвинуты не до конца, так что головы Мишани и Леньчика отчетливо просматривались.

Я подивилась, как натурально они разыгрывают покойников, но тут Санька, до этого мирно возлегавший на сидении, вдруг поднял голову, потянулся и, увидев на стекле муху, ринулся в атаку. Неудачно спикировав, он зацепился когтями за сидение и, не удержавшись, приземлился прямо на лицо Леньчика. Тот от неожиданности сдавленно ухнул, я истошно заорала и, изловчившись, схватила кота за шиворот. Тот взвыл, Маня заголосила еще громче, а седовласый перекрестился и, заикаясь, выдавил из себя:

— Да, дела… Чего ж вы одни? Ну, девки, даете. А кот-то вам зачем?

— Так везем хоронить, — охотно пояснила сестрица, шмыгая носом, — Не кота, а голубей. В смысле, мужей. Отсюда они родом, а в нашем городе у них родни никакой, кроме нас да вот кота. Покойные его очень любили, вместо сына он им был. Ой, тяжело нам…

— Да, есть женщины в русских селениях, — с восхищением произнес болтливый, утирая слезу, и потянул седого напарника за рукав к машине. Распрощались мы друзьями. Не успели они отъехать, как я привалилась к машине и матерно обругала сестрицу, не забыв и про наших почивших мужей.

— Что за цирк? У меня чуть сердце не остановилось! Да если бы они… Чем вы