Юноша дернул головой. Я продолжала:

— Если лорд Темсланд узнает о твоем поступке, он тебя подвесит за большие пальцы[1], уж будь уверен. Если не хочешь, чтобы я донесла на тебя, сделай для меня кое-что.

Мне показалось, что в тени своего капюшона он улыбается, но уверенности в этом у меня не было.

— К вашим услугам, леди. — Он поклонился так низко, что это, конечно, была насмешка.

— Мне нужна твоя одежда.

Он ничего не ответил, но и не убежал сломя голову.

— Сэр, если тебе дороги твои большие пальцы, — сказала я, — ты послушаешься. Мне нужна мужская одежда. Зайди за куст и сними всё.

Одно мгновение он не двигался, затем слегка поклонился. Он не стал прятаться за куст. Снял сапоги, затем бриджи, снова надел сапоги, и швырнул бриджи к моим ногам. И все это он проделывал лицом ко мне, словно бросая вызов: мол, смотри!

Я почувствовала, как краснею, подбирая его штаны.

— Тунику тоже, — потребовала я.

Одним движением он сдернул с себя капюшон и тунику.

Передо мной предстал молодой лорд Джон Темсланд.

Я ахнула от неожиданности. Он еще раз поклонился.

— Простите меня, сэр, — выдавила я, застыв от страха, да так, что даже не могла выпустить из рук его одежду.

— Не надо извиняться, мистресс Рив, — весело улыбаясь, сказал он.

— Но… насчет ваших больших пальцев…

— Если отец раскроет мою тайну и узнает, что я уже некоторое время мешаю ему добыть великого оленя, моим пальцам и правда не поздоровится, сын я ему или не сын. Однако я замерз. Можно мне обратно мою одежду?

Я взглянула на свою добычу, которую по-прежнему держала в руках, и вспомнила, что именно в этом лесу встретилась лордом Смертью.

Я сделала реверанс.

— Мне очень жаль, сэр, — проговорила я еле слышно, — но мне она тоже крайне нужна. Если вы очень хотите получить ее обратно, я принесу, когда мы с вами встретимся, чтобы поговорить.

Едва вымолвив это, я кинулась бежать, и мои щеки пылали так, что вечерний ветер не мог их охладить.

Дома я спрятала добычу под Бабушкиными малиновыми кустами и поспешила в дом с овощами для ужина. Если Бабушка и замечала, как я нервничаю и вздрагиваю при каждом неожиданном звуке, она не задавала вопросов.

Глава шестая,

рассказывающая о второй встрече и о моей попытке отсрочить неизбежное

Я едва прикоснулась к ужину, все сидела и со страхом поглядывала в окно, где тень леса все ближе подползала к домику. Нет, никуда я не пойду! Не могу. Не сейчас, по крайней мере. Оставалось еще немного времени, и Бабушка попросила меня пойти с ней к общему костру.

По дороге мы слышали доносящиеся из церкви печальнейшие звуки, вздымавшиеся и опадавшие, словно облачка весенних бабочек. Большинство жителей уже сидели вокруг костра, но если на пути нам попадался мужчина, я на всякий случай притрагивалась к амулету в кармане передника. Глаз все время дергался, крутился и моргал. Ни один из встречных не взглянул на меня, хотя пара-тройка поздоровались с Бабушкой.

— Я что, и правда превратилась в призрака, Бабушка? — спросила я.

Она сжала мою руку.

— Люди боятся фей. Ничего, скоро они все позабудут.

Я кивнула и крепко сжала ее руку. Если вспомнить, что темное королевство Смерти находится совсем рядом, по ту сторону леса, то наша убогая деревушка представлялась просто лучезарной. Урожай зерна выдался отменный, а через пару дней в садах зарумянятся яблоки. Я любила всех, кого только замечала по дороге: Эдвина Хайфилда, чистящего свой колодец; прихрамывающую матушку Джонсон — ее мучил прострел; сына каретника, украдкой пожимавшего ручки Мэри Тикап в саду… Все те же с детства знакомые беленые домики, те же украшающие их розы-вьюшки. Конечно, я в безопасности, в безопа…

Нет, я не в безопасности. Что такое наша деревушка по сравнению с лесом? Что такое наши жалкие убежища, сложенные из остовов деревьев, наши закоптелые очаги, в которых заживо горят все те же остовы, что такое наши безобразные кучи золы? Мы прячемся в лачугах, притворяясь, что нас не окружает лес, и это несмотря на то, что он поет, когда топор обгрызает его края. Лес растет, и дышит, и отбрасывает свои длинные тени. И все же разве существовал когда-либо более величественный собор? По сравнению с лесом, вдруг осознала я, наша церквушка выглядит съежившейся и сутулой. Нет, я не в безопасности.

У костра мальчики и девочки упражнялись в беге наперегонки, надеясь получить на ярмарке приз-ириску. Мужчины обсуждали, кто победит в конкурсе на лучшую корову, или овцу, или свинью, превозносили шансы других, втайне веря, что выиграет-то он, а не сосед. Женщины занимались рукоделием, мастеря вещи для выхода на люди и для продажи: вязали чулки, плели кружева, шили прелестные чепчики.

При моем появлении все замолчали. Женщины перестали прясть и вязать. Большинство мужчин созерцали собственные сапоги или нервно таращились на огонь. Двое или трое с вызовом уставились на меня. По их взглядам я поняла, что сегодня меня не попросят что-нибудь рассказать. Сказки — это одно, а когда они случаются в реальности — совсем другое. Я пристроилась позади всех, куда не достигал жар костра.

В тот вечер никто ничего не рассказывал. Мужчины беседовали об урожае да о своем скоте, а женщины — о садах и детях. Мы с Бабушкой ушли домой раньше всех. Мне стало мниться, что тень Смерти уже начала отделять меня от прежней жизни.

Я была так измотана, что Бабушке пришлось ради меня замедлить шаги на поднимающейся в гору тропинке. Я страшилась поручения, которое мне по-прежнему предстояло выполнить. Хватит ли мне отваги снова отправиться в лес? Боюсь, ответ был «нет».

Я делала вид, что страшно занята, пока Бабушка готовилась ко сну. Она как раз собиралась надеть ночную сорочку, когда раздался стук в дверь. Я испуганно подскочила, однако то был всего лишь племянник Гуди Томпсон. Гуди вот-вот должна была родить. Парнишка пришел за Бабушкой, деревенской повитухой. Бабушка велела мне ложиться спать и заверила, что скоро вернется.

— На этот раз я пойду одна, Кетура. Тебе необходимо выспаться. К тому же со своим первым Гуди справилась всего за час, я ей не очень-то была нужна. А со вторым всегда легче.

Не успела она уйти, как в лесу завыл ветер. Свечи в домике замерцали.

Я выглянула из окна. Деревья сгибались под