— Попробуй.

— Ты откуда знаешь эту песенку?

— Вероятнее всего, оттуда, откуда и ты. Со двора.

— Странно.

— Что именно, Лилечка? Что я гулял во дворе?

— Если честно, да. Мне кажется, ты… не гулял во дворе.

— А где гулял?

— На Гоа, Мальдивах. Ну что-нибудь такое.

— Я родился не с золотой ложкой во рту, если тебе это так представляется.

— С серебряной? — молчу, испепеляя взглядом эту сучку. — Бронзовой? — не унимается она.

— Деревянной. Ты хочешь поговорить о моей жизни?

— Ну вообще можно было бы, а то мысли дурные лезут в голову. Так хоть отвлекусь.

— Ты мне никто, чтобы я тебе рассказывал о своей жизни, — настолько грубо бросаю я, что невольно самому становится стыдно.

Бесит, что эта стерва считает меня хер пойми кем, даже несмотря на то, что так может показаться со стороны. Все равно по-детски обидно. Но еще больше во мне закипает злость, когда в очередной раз, взглянув на нее, понял, что хочу эту стерву, несмотря ни на что. Проблема даже не в недотрахе. Я хочу трахнуть конкретно ее. Хотя нет, не так, правильнее будет сказать — трахать. Разовой акции маловато. Отворачиваюсь от Синичкиной, дабы перестать пялиться на эту дуру и думать о ней и начинаю бездумно ходить туда-сюда. Долго ходил, пока не услышал позади себя:

— Егорушка.

Сам не знаю зачем поворачиваюсь.

— Смени походку, трусы сжуешь, — молчу, стараясь не провоцировать очередной словесный срач. — Ты что даже ничего не скажешь в ответ? Я тут поняла, что меня вставляют наши препирания. Скажи что-нибудь, мне надо прийти в себя.

— Скажу. Не сиди на холодной земле. Вставай.

— Так теплее.

— Это из разряда синус числа пи — писинус?!

— Нет, это из разряда — так теплее, потому что все части тела в тесном контакте с другими. Так что я не буду вставать. Скукоженной лучше. Да и сиськи в тепле.

— Вставай. Все равно скоро идти к трассе. В лес за нами никто не придет.

— Ну не сейчас же.

— Все, заткнись и не раздражай меня.

Сука! Отхожу на несколько метров и вновь начинаю бродить туда-сюда. Понимаю, что веду себя как истеричная баба, но сам факт того, что мысли забиты этой чокнутой, выводит из себя. Еще минут десять я бродил недалеко от Синичкиной, пока не получил смс на ее телефон «выходите к трассе». Слишком быстро, учитывая то, что мой спаситель должен был заехать домой за одеждой. Да и по хер, лучше полуголым прийти домой, чем вообще не прийти.

— Вставай. За нами приехали.

— Так быстро?

— Если тебе что-то не нравится, оставайся здесь и возвращайся на место своего выступления.

— Чо-то ты такой противный стал. Прям фу. Реально говнистый какой-то, недаром я тебя терпеть не могу.

— Я тебе сказал закрыть рот и не трахать мне больше мозги.

— Да иди ты в задницу, — наконец встает с места и идет в мою сторону, не забыв прикрыть свои драгоценные «пупырышки» рукой. И только спустя несколько шагов, понимаю, что эта бестолочь, вероятнее всего, реально подцепила занозу на левую ногу.

Не знаю зачем на это смотрю, но еще более не понимаю какого хрена останавливаю Лилю и снимаю с себя кроссовки.

— Надевай, и чтобы ни слова из твоего рта не вылетело до тех пор, пока тебя не доставит мой друг до дома. Шуруй давай.

Пропускаю Синичкину вперед, и мы молча шагаем до трассы. Лиля, на удивление, не произносит ни слова. Даже тогда, когда мы встречаемся с нашим спасителем. А вот из меня вырываются маты, когда я понимаю, что комплект одежды всего один.

— Я же просил взять два комплекта?!

— Если бы я заезжал домой, то это плюс час. Оно тебе надо? Дай ей толстовку, сам надень спортивки.

— И на том спасибо.

Протягиваю Синичкиной толстовку, сам наспех надеваю штаны. Не знаю, что за метаморфозы с ней произошли, но она не произнесла ни слова не только, когда одевалась, но и за всю дорогу. Ее адрес я узнал из протянутой мне бумажки. Мда…вынужден признать, что молчаливая Синичкина мне не по вкусу. До ее дома мы доехали максимально быстро, учитывая, что ее девятиэтажка оказалась на въезде в город. Надо сказать, что место для жилья она выбрала в отвратительном месте, аккурат напротив трамвайного парка. Даже наша хрущевка и то в десятки раз лучше. Молчаливая Синичкина открыла рот лишь тогда, когда пришло время выходить из машины.

— А можно мне чьи-нибудь штаны? Я вам их потом с окна скину. Просто у меня попа не прикрыта, а на втором этаже всегда кто-нибудь бухает. Не хочу снова нарваться на приключения.

— Головная боль ты, а не Синичкина. Вылезай давай.

Выхожу вслед за ней и в наглую снимаю с нее мои кроссовки. Надеваю их, а затем, не мешкая, взваливаю ее тело на себя. Не хочу разбираться зачем я это делаю, равно как и говорить что-либо не хочу. Вот только спросить все же какой этаж пришлось. Оказалось третий и это хорошо, учитывая, что лифт в обоссанном, судя по запашку, подъезде не работает.

— Дверь с подковой, — как эту подкову только не сперли. Опускаю Синичкину на пол.

— Спасибо. Я сейчас толстовку сниму и вынесу тебе.

— А может, пригласишь меня? Отлить, например.

— Ну если надо, заходи.

— Надо, — все так же грубо бросаю я, проходя внутрь.

— Туалет, — тычет рукой в ближайшую от порога дверь. — И ванная рядом, ну если тебе умыться надо.

— Надо.

Самое смешное, что мне и правду все это надо. Сделав свои дела, стал зачем-то осматривать обстановку этой самой ванны. Чисто, и на том спасибо. А обилие разного размера лифчиков говорит о том, что живет она здесь явно не одна.

— Ты еще не все? — слышу по ту сторону двери.

— Все, — открываю дверь.

— Держи, — протягивает мне толстовку и Анину сумочку.

— Через порог не передают.

— Господи, я думала только Аня на приметах повернута, — заходит в ванную и снова протягивает мне вещи. — Ты это…, — замолкает, переводя взгляд на свои руки. Только сейчас понимаю, что она переоделась в халат.

— Ты с кем здесь живешь? — вот на хера я этим интересуюсь?!

— С соседкой. Мы снимаем эту квартиру. Короче, я хотела сказать, что ту песню я спела не с целью, чтобы тебе отрубили палец. Клянусь, это первое, что пришло от страха на ум. И вообще, как-то стремно, что ты мне помогаешь уже не в первый раз. Мне прям это пипец как сложно говорить, но я тебе благодарна. В общем, спасибо тебе.

— Спасибо в карман не положишь, — тихо произнес я, при этом сглотнул так шумно, что самому стало не по себе.