Шрифт:
Закладка:
Перед красно-желтыми вывесками прогуливались женщины в мини-юбках. Это напомнило ему сказку из детства, где, провалившись в люк, оказываешься в совершенно другом мире, о котором не знает никто на земле. Разница лишь в том, что в сказке мир был вымышленным; здесь же, наоборот, все было реально. Ярко накрашенные женщины восседали на стульях, выставленных прямо на улицу, либо стояли, зазывая мужчин. Отчаянно моргая — в глазах все расплывалось от выпитого, — он лихорадочно пытался обнаружить хоть какие-то следы мотоцикла. Но того и след простыл.
В это время к нему подошла женщина. Встряхнув головой с лохмами седых волос, она вплотную приблизила к нему свое лицо. Словно губка для мытья посуды, ее кожа была испещрена морщинами, землистый оттенок напоминал сточную канаву, в руках она сжимала какие-то мешки. Это был ужасный гибрид человека и призрака. Сверля его взглядом, старуха спросила:
— Ты же Ким Инсик?
Его обдало зловонием гнилых, нечищеных зубов.
— Нет, вы ошиблись.
Он отступил назад в переулок, надеясь отмахнуться от нее, как от противной докучливой мошкары.
— Ты Ким Инсик, — снова приблизилась она к нему. Пытаясь избежать ее преследования, он свернул на какую-то темную улицу. Женщина не отставала, стремительно приближаясь к нему.
— Ты точно Кии Инсик! Так оно и есть, сволочуга! Верни мои деньги! Подонок! Верни, говорю!
Он почти перешел на рысь. Старуха — за ним. Бросился бежать. Преследовательница, похоже, пустилась вдогонку. Отбежав на порядочное расстояние, он оглянулся: старуха стояла поодаль и потрясала кулаками ему вслед. Муджинская улица с силуэтом старухи под одиноким фонарем, яростно размахивающей руками, вводила в дрожь сильнее ночного кошмара.
Отдышавшись, Кан Инхо снова пустился в путь. В предвестии дождя воздух становился все более липким, вязким и тягучим, казалось, его можно удержать в ладонях. Рассекая эту плотную влажную толщь, мимо проносились такси. Затылок слегка саднило — он машинально потянулся и коснулся зудящего места. Пальцы наткнулись на что-то липкое, и, когда он приблизил их к глазам, увидел, что это кровь.
Вскинув руку, чтобы поймать такси, он пошатнулся и вцепился в столб. И только тогда вспомнил о бумажнике, что остался в пиджаке. Вместе с бумажником испарились и кредитки. Он заскрежетал зубами. Нащупал в кармане брюк сотовый. Спасибо и на этом. Пока висел на столбе, его стошнило. А когда поднял голову, стал накрапывать дождь. Капли становились все крупнее и крупнее. Улицы мокли под хмурым черным небом.
лились из трубки слова песни, когда он набрал Со Юджин. Кажется, это была баллада Инсун «Мечта гуся». Слово «мечта» означало что-то недосягаемо далекое, не то что давешний эпизод с отвратительной старухой из жуткого кошмара. Мечта, говоришь? Ну что ж, значит, мечта… Напрочь забыв, что сам набрал номер, он рассеянно вслушивался в слова, поэтому, когда внезапно мелодия оборвалась и раздался голос Юджин, он даже несколько опешил.
— Инхо, ты? Эй, учитель Кан? — Похоже, его звонок поднял ее с постели. — Что случилось? Ты на часы-то смотрел?
— …Прости.
— Да что с тобой? Рассказывай!
По руке, что сжимала телефон, стекали струи дождя. А он все не мог собраться с духом, чтобы заговорить. Наконец, скрежетнув зубами, выдал:
— Юджин, это Кан Инхо. Короче… Муджин… Какие-то молокососы выхватили мой бумажник, а на улице темень и льет дождь, а я… я заблудился и не могу найти дорогу домой, — проговорил он и обессиленно опустился там же, где стоял.
Со Юджин поставила машину на стоянку муджинского полицейского участка и с грохотом захлопнула дверцу.
«Эй, полегче! Так и грузовик можно перевернуть!» — непременно поддел бы ее коллега: он всегда ее подначивал, когда она хлопала дверцей и ее красную легковушку покачивало.
— Ишь ты, инспектор Чан Хамун… Морда как у вяленого минтая… А я знала, что нас с тобой судьба сведет, гад ты этакий!
Словно боксер, всходящий на ринг, она бодро шагала, энергично размахивая тонкими руками, как вдруг замерла на месте, поняв, что сумки при ней нет. Вытащив ключи зажигания, она положила их в сумку, после чего со всего маху захлопнула дверь, благополучно оставив сумку внутри. Оно и понятно: поглощенная мыслями, как достойно противостоять Чану на предстоящей встрече, забылась — и вот облажалась. В надежде на чудо она пошарила в карманах жакета, но, как и следовало ожидать, ключей не обнаружила. Забывчивость подводила ее не раз, однако сегодня это было уж слишком и совершенно не вовремя. У Со Юджмн вырвался тяжелый вздох. Наверно, сказался вчерашний недосып. Ей припомнился ужасный вид Кан Инхо, когда она обнаружила его недалеко от автобусного терминала: он был похож на привидение.
— …Даже такси не ловится! — чуть не плача, пожало-вался он в трубку.
— Да ну? Ты ж не в рисовых полях затерялся и не на илистом побережье увяз. Неужели ни одного такси? Эх, ладно! Говори, что видишь вокруг: вывески, номера телефонов.
Позвонив в справочную и выяснив адрес ближайшей лавки, она села за руль и пустилась на поиски. С опухшим лицом и заплывшими глазами, выглядел он, словно только что вылез из преисподней. Всего за неделю в Муджине он сильно сдал и изрядно поистрепался. Останавливая машину на обочине у столба, что он подпирал, она потихоньку стала закипать. Ну мог ведь сесть в любое такси, назвать ее адрес и потом перехватить у нее денег. Однако стоило выйти из машины, она поняла, почему он поступил именно так: без пиджака, в окровавленной рубахе, воспаленные глаза полны страха и тоски. Внезапно он напомнил ей сироту. Особенно если вспомнить, как, чуть не плача, причитал в трубку: «Это Кан Инхо. Короче… Муджин… Какие-то молокососы выхватили мой бумажник, а на улице темень и льет дождь, а я… я заблудился и не могу найти дорогу домой».
