государства, пусть теперь сами решают, как выкручиваться.

И вышла из зала. Её никто не посмел остановить.

Сколько сил и нервного напряжения потребовалось Элен, чтобы не струсить и вести себя подобающе. Если бы она дала слабину, её тут же бы растоптали приверженцы Гертруды. Не даром она собрала столько своих сторонников. Но, как говорится, за что боролась, на то и напоролась.

Зря она, ох, зря собрала такое количество народа. Не бывает абсолютной преданности, особенно королям. Особенно в таком щекотливом положении. Как говорили в её мире: «Вовремя предать, это не предать. Это предвидеть». Сколько людей сейчас лихорадочно обдумывают возможность предательства государыни. А, впрочем, когда-то она и сама предала. Бумеранг, миледи, бумеранг и ничего личного.

Глава 18. Совет Старейших фамилий

Элен трясло. Она в изнеможении прислонилась к закрытой двери. К ней тут же подскочил расторопный лакей и прошептал:

— Уважаемая лекарка, господин министр распорядился отвезти вас домой.

«Господи, спасибо за то, что послал мне Энрике», — подумала девушка и пошла за слугой к карете.

В зале же творилось, что-то невообразимое. Обвинения, брошенные Элен в глаза монархам, слышали все и тут же потребовали ответа. Макс и Гертруда начали юлить, явно не желая отвечать на вопросы. Но в зале собрались люди, которые были вправе, призвать к ответу даже монархов. И они не собирались просто так сдаваться.

Энрике призвал к спокойствию и попросил перенести обсуждение вопросов на Совет Старейших Фамилий страны. Всем пришлось согласиться. Совет министр созвал на вечер.

Все происходило, как при ускоренной перемотке. Макс и Гертруда разошлись по своим покоям зализывать раны. А нужно было бы собраться вместе и обсудить сложившуюся ситуацию. Но они оба привыкли полагаться на первого министра и даже не задумывались, что нужно самим о себе побеспокоиться.

Наступило время Совета. И монархи, и члены Совета находились в полном недоумении. Энрике же успел подготовиться, и только он владел и собой, и ситуацией. А кто владеет информацией, тот правит миром. «Серый кардинал» королевства показал, кто тут истинный хозяин.

Совет вел, естественно, министр. Энрике блистал. Это был его звездный час. Он торжественно зачитал вердикт осмотра Исцеляющей. И поставил вопрос о возможности брака монархов.

Сотня глаз смотрела на Максимуса и Гертруду, которые сидели как будто в оцепенении. Монархи так и не договорились как им выйти из этой ситуации.

Гертруда надеялась, что Макс её не бросит, а первый министр поддержит. Макс, в свою очередь, молился всем богам, которых знал, чтобы его жена сама потребовала развод.

Когда стало ясно, что от правящей четы ответа они не дождутся, глава Совета задал вопрос:

— Государь и, государыня, какое решение вы приняли?

Гертруда вздрогнула и отвернулась. Максимус понял, что сейчас он должен сделать выбор.

— Я принял решение о разводе. Прошу позволения Совета расторгнуть мой брак с высокородной Гертрудой и соединить меня узами нового брака, — произнес он древнюю формулу ритуала развода.

Бывшая государыня повернулась к бывшему мужу:

— Предавший однажды предаст вновь.

— Давай оставим разборки для более подходящего случая, — прорычал Макс, сдавливая ей руку.

— По-моему, не будет случая более подходящего, чем этот. Достопочтимый совет, вам не открыли ещё одну тайну, о которой говорила Исцеляющая. Я подозреваю, что она ещё и Видящая. Ибо открыла тайну, ведомую только нам с Максимусом. Она знает тайну нашего брака. Я думаю, что настала пора узнать и вам.

— Молчать!!! — закричал монарх и ударил женщину в лицо.

Гертруда упала и замерла. И только черный ручеек крови вытек из раны на голове. Женщина при падении ударилась виском о мраморное подножие трона. Когда министр и Макс склонились над ней, Гертруда была уже мертва.

«Как теперь поведет себя совет», «Нужно спрятать Элен», — подумали монарх и министр одновременно.

Первым пришел в себя министр. У Энрике была потрясающая черта характера: он умудрялся в любой ситуации оставаться в выигрыше. В мире Элен он был бы шахматным королем или королем своей империи.

— Закрыть двери зала Совета и никого не выпускать без моего личного распоряжения, — прокричал он страже.

В зале поднялся шум, каждый считал своим долгом высказаться. А овдовевший государь сидел возле тела своей жены и думал. И лучше не знать его мысли.

Энрике же взял бразды правления в свои руки по праву второго лица в государстве. Он призвал всех к молчанию. Не сразу, но ему удалось усмирить разбушевавшуюся знать.

— Уважаемые члены Совета, с прискорбием вам сообщаю, что наша государыня скоропостижно скончалась. Бедное сердце любящей женщины не выдержало предстоящей разлуки с любимым. Так как государственные интересы превыше всего, правящая чета обоюдно приняла решение о расторжении брака. Это официальная версия случившегося. Спустя год, срок траура, который должен выдержать любой приличный человек после смерти своей супруги, наш государь сочетается узами нового брака. Это его долг перед народом.

Изумление, написанное на лицах всех присутствующих, трудно описать. Энрике усмехнулся. Он понимал, что почти все приготовились к схватке первых лиц государства. А он обманул их ожидания. Впрочем, судя по лицу, и ожидания монарха тоже. Но первый министр любил делать то, что от него не ждали. Поэтому он уже больше пятнадцати лет — первый министр.

Посыпались выступления, которые были вполне предсказуемы. «Монарха надо лишить короны», «Не надо скрывать, как умерла государыня», «Первого министра на трон» и всё в таком духе.

Министр опять взял слово:

— Уважаемые члены Совета! Я прекрасно понимаю, что сохранить тайну при таком количестве народа почти не реально. Но я помогу вам похоронить сегодняшнее событие у вас в памяти. Запомните, что, если в народе пойдут гулять слухи, далёкие от официальной версии. Я подумаю, что чья-то злая воля решила погубить монарха. Если вдруг я узнаю, что кто-то решил поделиться с женой, любовницей или другом теми событиями, которые произошли сейчас, то я подумаю, что меня не уважают. А когда я думаю, что не уважают монарха, меня и государство в целом, то я становлюсь жестоким. Поэтому предупреждаю, если хоть кто-то проболтается, то пострадают все. Это ясно?

Он обвел зал взглядом, от которого очень многим стало жутко. Первый министр умел заставить повиноваться любого:

— У каждого семейства я заберу первенца и забрею его в солдаты. Понятно? Без жалости и сомнений. Без права возвращения в отчий дом и наследования фамилии. И мне плевать, один у вас сын или десять, прервется ваша линия или нет. Я достаточно ясно выразился?

Все молчали. Министр достаточно жестко закрутил