6

Жизнь пошла почти спокойная. Мама Валя наконец поверила в Сабину, Павел Наумович опять уехал к себе в Краснодар, где у него вроде бы была другая жена, на которой он женился, пока Сабина моталась по заграницам вместо того, чтобы ехать к мужу. За это упрекала ее Рената, когда сердилась на мать, а сердилась она все чаще и чаще. Ева утешала Сабину, что Рената сердится от огорчения за свою грустную жизнь, которая, по ее словам, пропадает даром.

Она могла бы быть концертирующей (шикарное новое слово!) пианисткой, а не бренчать ерунду на детских утренниках. Сабина жаловалась мне:

– Она права, бедная моя девочка. Но при чем тут я?

После того как я открыла Сабине всю правду о себе, она дружила со мной больше, чем со своими дочками. Наверно, потому, что я не играла ни на скрипке, ни на пианино, а целые дни сидела рядом с ней и училась всему, чему она хотела меня научить. А они ничему не хотели у нее учиться – им казалось, что она испортила им жизнь: зачем она столько лет провела за границей и зачем вернулась в Россию? А мне она жизнь только исправила, и я ей рассказывала все, что со мной случалось.

Главной моей заботой стала Ирка Краско, которая ни на шаг от меня не отходила ни на одной переменке. Я уже догадалась, что ей очень одиноко в нашей роскошной квартире, – еще бы, целый день торчать там с глупой няней Дашей и с глупым толстым Митенькой! Ее никуда не выпускали без шофера Коли, а она никуда не хотела с ним ездить – она была уверена, что он за ней шпионит. Может, это ей казалось от бесконечных книжек, которые она с тоски читала без перерыва, а может, он и вправду за ней шпионил? Ведь странно, что его оставили возить Иркиного папу после того, как он много лет возил моего. Может, он и за нашими папами шпионил?

Самое ужасное, что Ирка все время хотела заманить меня к себе – поиграть и пообедать, чтобы ей было не так одиноко. Я боялась, что в конце концов она настоит на своем: я уже перебрала все предлоги и болезни и не знала, что бы еще придумать. Но случилось неожиданное и ужасное. Сразу после зимних каникул Ирка перестала приходить в школу. Сначала я подумала, что она простудилась, но когда ее не было целую неделю, я попросила Сабину съездить со мной на Пушкинскую и выяснить, куда делась Ирка.

Сабина придумала какой-то хитрый вопрос, который она задаст няне Даше, когда та откроет дверь, и пошла вверх по лестнице. А я осталась ждать ее в парке на той самой скамейке, на которой я ждала маму Валю, когда она еще была моей тетей по фамилии Палей.

Сабина вернулась очень быстро и поманила меня издали:

– Пошли отсюда скорей!

У меня сердце сжалось, сама не знаю почему, и я припустила за Сабиной, которая быстрым шагом, почти бегом, уходила в глубину парка. Дойдя до фонтана, она села на покрытую снегом скамейку, и я увидела, как она запыхалась, прямо чуть не задохнулась.

– Куда мы идем? – спросила я.

– Разве ты не знаешь, что через парк можно дойти почти до самого нашего дома? Впрочем, откуда тебе знать? Ты ведь ни разу тут не ходила.

– Сабина, при чем тут парк? Что ты узнала про Ирку?

– Линочка, ты уже большая девочка, ты можешь выслушать меня без фокусов? Чтобы никаких молчанок и онемевших рук?

Я похолодела до самого желудка.

– Я постараюсь, но скажи мне правду – что случилось с Иркой?

– Дверь квартиры семьи Краско опечатана.

– Что значит – опечатана?

– Это значит, что на нее наклеена желтая лента, на которой висит большая красная печать.

– А где Ирка, Митенька и няня Даша? Их запечатали внутри?

– Я не знаю, где они. Но вряд ли внутри.

И тут до меня дошло – с Иркиными родителями случилось то же ужасное, что и с моими. Они пропали навсегда, и никто их больше не увидит. Может, Ирку с Митенькой увезла какая-нибудь тетя Валя, а может, и нет. Что же с ней тогда будет? И мне стало стыдно, что я не пошла к Ирке в гости, хоть она меня так зазывала. Скамейка подо мной была ледяная, но я не могла с нее встать, я как бы к ней примерзла. Я начала дрожать, то ли от холода, то ли от жалости к Ирке, и тогда Сабина обняла меня и тесно прижала к себе:

– Тише, тише, доченька, успокойся. Тебе пора привыкать к этой жизни.

Она так и сказала «доченька», и я вдруг поняла, что рядом с ней я могу не так сильно тосковать о своей пропавшей маме. И мне стало легче и теплей. Мы поднялись с ледяной скамейки и, держась за руки, медленно пошли домой по ледяной дорожке. Я шла и думала, кому теперь достанется мой красный велосипед?

7

Ирка исчезла и больше не появилась. Никто ничего о ней не знал, и в школе ее не упоминали, будто она никогда там не училась. Правда, в газетах написали, что секретарь нашего парткома Андрей Краско оказался враг народа и немецкий шпион. Я, конечно, сама газет не читала, но мне рассказала об этом Сабина. Я только удивилась, как Иркин папа мог быть немецкий шпион, если Ирка ни слова не знала по-немецки – она ведь ничего не поняла, когда я попросила Сабину меня с ней не отпускать. Без Ирки мне в школе стало одиноко, я даже не понимала раньше, как хорошо, когда у тебя есть подруга. Но зато теперь я уже не боюсь ни няню Дашу, ни шофера Колю – они тоже куда-то пропали, может быть, катаются вместе на моем велосипеде.

У нас в квартире приятная новость: Рената уезжает в Москву насовсем. Весной она ездила в Москву два раза, играла там на пианино, которое она называет рояль, и наконец кто-то пригласил ее работать в московской мелормонии – я не уверена, что это правильное название, но что-то похожее. Я не очень поняла, кем она будет там работать, похоже, она будет играть на пианино, которое она называет рояль, когда кто-то другой, более важный, будет играть на скрипке.

Сабина говорит, что она немножко