небывалого совершенства поэтические формы древнееврейской речи. Великолепие формы сочетается с богатством содержания. Наибольшая творческая сила Бялика проявляется в его трактовке национальных мотивов. Сам продукт раввинской Ешибы и Бет ха-Мидраша, он воспевает духовную красоту, скрытую за этими древними и внешне непривлекательными стенами, в этой ветхой цитадели еврейского духа, где безраздельно царил культ интеллектуального рыцарства, где духовный щит был выкован, что сохранил народ овец среди стада волков (его замечательные стихи «Им Еш Эт Нафшека ла-Даат», ха-Матмид, «Прилежный ученик» и др.). Страдания и унижения, обрушившиеся на его народ со стороны врагов, доводят поэта до отчаяния, ибо он понимает, что старый щит отброшен, а новый щит не встал на его место. Его возмущает равнодушие еврейских масс к призыву к возрождению, который звучит со стороны сионизма («Акен Хацир ха-Ам», «Воистину, люди подобны траве» и др.). На более позднем этапе, начиная с кишиневского погрома 1903 года, лира Бялика становится все более пессимистичной, принимая тон гневного упрёка и пламенного обличения.

В противовес этому певцу народной души другой современный поэт, Саул Черниховский, звучит лейтмотивом общечеловеческого переживания и радости жизни. Он демонстративно падает ниц перед статуей Аполлона (Ленока Pesel Apollo, «Перед статуей Аполлона»), вознося к ней покаянную молитву еврея за то, что он отверг идеал красоты. Он бредит «эллинизмом», культом радости и света, отвергая одностороннюю духовность и ригоризм старого иудаизма. Эротические мотивы, описания природы, баллады, деревенские идиллии — таковы характерные черты поэзии Черноховского, которая составляет как бы общечеловеческий подвес к поэзии Бялика, хотя и уступает ей в глубине литературного замысла. И Бялик, и Черниховский оплодотворили поле еврейской поэзии, нашедшей в начале ХХ века целый сонм более или менее талантливых культиваторов, в большинстве своем писавших на древнем народном языке, хотя и в обновленной форме.

Менее быстрым был прогресс еврейской научной деятельности. Однако, начиная с 80-х годов, и эта область характеризуется непрерывной деятельностью, являющейся продолжением научных достижений Запада. Девяностые годы знаменуют начало систематических усилий, направленных на выяснение истории евреев в России и Польше. Появляется серия научных исследований, монографий и общих обзоров еврейской истории, написанных в основном на русском языке. Особого внимания заслуживают попытки проложить новые пути еврейской историографии, сходящиеся к национальной концепции иудаизма. Еврейские историки девятнадцатого века в Западной Европе, находившиеся под влиянием идей ассимиляции, рассматривали еврейскую историю прежде всего с теологической или спиритуалистической точки зрения. Научные усилия русского еврейства представляют собой попытку осмыслить социальное развитие Зарубежья как своеобразной, внутренне-автономной нации, которая во все времена стремилась сохранить не только свои религиозные сокровища, но и подлинный облик своего многообразного национального жизнь.

ГЛАВА XXXIII

КИШИНЕВСКАЯ РЕЗНЯ

1. Погромы как контрреволюционная мера

Неистовство политической реакции, бушевавшее в течение двух десятилетий, служило водой на мельницу революции. Ошеломленное ударом, нанесенным ему в начале восьмидесятых годов, русское революционное движение очнулось в начале ХХ века, когда угасли надежды на смену политики со стороны Николая II. был полностью взорван. Агитация среди студентов и рабочих, «беспорядки» в университетах, забастовки на фабриках, революционная пропаганда в подпольной печати дома и в заграничной печати — все эти усилия постепенно координировались внутри остов двух революционных организаций, социал-демократической и социал-революционной партий, которые приняли определенные очертания между 1898 и 1900 годами. использовали все средства полицейского террора, чтобы подавить малейшее движение за свободу. Этот официальный терроризм свирепствовал с неограниченным насилием. Ночные облавы, аресты, тюрьмы и места ссылки или каторги, переполненные «политическими преступниками», в основном молодыми мужчинами и женщинами, — таковы были средства, которыми правительство надеялось искоренить «революционную гидру». «даже когда проявляется в виде умеренных конституционных требований. Революционеры боролись с терроризмом террором, и одной из их жертв стал реакционный министр внутренних дел Сипягин, убитый в апреле 1902 года. Разъяренный царь в ответ назначил на тот же пост фон Плеве, одного из самых опытных приспешников русская политическая инквизиция, которая задолго до этого в качестве начальника политической полиции довела ее механизм до высшей степени эффективности. Ему суждено было сыграть злополучную роль в мартирологии русского еврейства.

Можно было легко предвидеть, что русское революционное движение вызовет сильный интерес у российской еврейской молодежи. Если бы какой-либо другой культурный народ подвергался мучениям и унижениям так же жестоко и систематически, как евреи в России, он, несомненно, породил бы огромное войско отчаянных террористов. Правда, евреи снабжали революционную армию бойцами в большем количестве, чем того требовало их численное соотношение с остальным русским населением. И все же их число было ничтожно по сравнению с теми злодеяниями, которые постоянно совершались против них. Как правило, еврейская студенческая молодежь вступала в ряды социал-демократической организации, не одобрявшей политических убийств. Особенно много марксистов было среди еврейских юношей и девушек, которые были отвергнуты русскими учебными заведениями и уехали в Западную Европу, где они впитали доктрины и методы немецкой социал-демократии. Евреев среди эсеров (Гершуни, Гоца и др.) было меньше, и они тоже, как правило, не принимали непосредственного участия в террористических заговорах. Собственно говоря, единственный террористический акт, совершенный евреем, был совершен в Вильне рабочим Гиршем Леккертом. Уязвленный варварским поведением виленского губернатора фон Валя, отдавшего приказ публично высечь евреев-рабочих за организацию демонстрации 1 мая 1902 г., Леккерт стрелял в этого чиновника. Губернатор остался невредимым, а Леккерт заплатил за покушение жизнью. Но в целом революционная деятельность евреев ограничивалась частыми политическими демонстрациями, устраиваемыми «Бундом», и организаторской деятельностью определенной части еврейской интеллигенции, вступившей в ряды обеих российских социалистических партий.

Если бы русское правительство руководствовалось подлинным интересом к политической жизни, распространение революционного движения среди евреев, которое было порождением его собственной системы угнетения, неизбежно побудило бы его смягчить систему, которая должна была превратиться в миллионы людей в отчаянных. Но русское правительство было, собственно говоря, не правительством. Это была каста чиновников, низведших управление страной до систематических усилий по спасению своей личной карьеры и классовых интересов, неразрывно связанных с неограниченным самодержавием. Русская бюрократия смотрела на революцию как на личную угрозу, как на угрозу своему существованию, а на еврейских участников революции смотрела как на своих индивидуальных врагов, за деяния которых следовало отомстить всему еврейскому народу. Так в голове Плеве, главы бюрократической инквизиции, созрел поистине дьявольский план: вести войну с русской революцией войной с евреями и отвлекать внимание русской публики, пронизанной сотами революционной пропагандой, в сторону «инородцев», заклеймив тем самым все освободительное движение в России, как «дело еврейских рук», как чуждое русскому народу антипатриотическое дело. Частью этого плана было устроить где-нибудь варварский антиеврейский погром, чтобы