Шрифт:
Закладка:
Девиз Нордау «Еврейство будет сионистским или его не будет» по-разному интерпретировался в разных кругах российской еврейской интеллигенции. Среди русских лидеров партии лишь меньшинство (доктор Мандельштам из Киева и др.) полностью разделяло крайние политические взгляды западных лидеров. Большинство бывших рабочих в рядах движения «Гобебе Цион» (Уссишкин, Членов и др.) стремились согласовать политические функции сионизма с его культурными устремлениями и сочетать дипломатические переговоры о хартии с поддержанием существующей колонизационной работы. в Палестине, которую закоренелые сторонники политического сионизма презрительно заклеймили как «инфильтрацию». Этот вавилон мнений в рядах организации не мог не ослабить ее эффективность как средства достижения конечной сионистской цели. В то же время это привнесло в движение жизнь и анимацию. Щелчок кнута египетских надсмотрщиков остался неслыханным среди столкновений идей и гордых лозунгов национального освобождения, которые раздавались по всей черте оседлости.
2. Духовный сионизм, или ахад-хаамизм
И все же политический сионизм, рассматриваемый как теория, не смог предложить удовлетворительного решения великой еврейской проблемы во всей ее исторической сложности. Рожденная реакцией на антисемитизм и стремившаяся унять боль израненного еврейского сердца, она была отмечена всеми достоинствами и недостатками теории, носившей по существу мессианский характер и целиком зависевшей от субъективных сил, от веры и сила воли. «Если только захочешь, то это не сказка» — в этих словах конечная цель политического сионизма обозначена его основателем, твердо верившим, что чрезвычайное напряжение национальной воли преобразит сказку «еврейское государство» в реальность. Столкнувшись с вопросом о будущем еврейской нации, в случае, если вера и сила воли окажутся неспособными справиться с условиями, над которыми она не властна, и «сказка» о едином политическом автономном центре не должна быть Осознанный политический сионизм либо хранил молчание, либо позволял себе полемическую реплику, которая вопиющим образом противоречила еврейской истории: «Без Сиона иудаизм обречен на гибель». Однако национальная совесть не могла примириться с таким ответом. Более или менее удовлетворительное решение проблемы иудаизма не могло явиться результатом внешней реакции на антисемитизм, а могло лишь созреть как плод глубокого осмысления пути развития еврейского народа в диаспоре; такое решение могло быть найдено только в стремлении приспособить новое национальное движение к этому историческому курсу. С этой точки зрения политический сионизм был исправлен «духовным сионизмом» — учением публициста и философа Ахада Хаама (У. Гинзберг).
Еще до того, как на сцену вышел политический сионизм, или «герцлианство», Ахад Хаам сумел существенно изменить палестинскую идею, сформулированную Лилиенблюмом и Пинскером. В программе полумасонского ордена Бне Моше («Сыны Моисея»), учрежденного им в Одессе, он заложил основной принцип, согласно которому подготовке земли для народа должно предшествовать преобразование народ в сплоченную национальную организацию: «Мы должны пропагандировать национальную идею и превратить ее в высокий нравственный идеал». Практически связавшись с палестинской колонизацией, как ведущий член Одесского палестинского общества, основанного в 1890 г., Ахад Хаам неутомимо проповедовал, что значение этой микроскопической колонизации следует искать не в ее экономическом приводит к своим духовным и культурным последствиям, к созданию на исторической почве иудаизма питательной среды для чистой национальной культуры, которая должна быть свободна от иностранной примеси и от неизбежного культурного эклектизма диаспоры. После эффектного появления политического сионизма на еврейской сцене эта фундаментальная идея «неопалестинизма» была более полно разработана Ахад Хаамом, приняв форму всеобъемлющей доктрины, известной как доктрина «духовного сионизма». Когда первый Базельский конгресс закончился, Ахад-Гаам заявил, что «еврейское государство», сформулированное Герцлем, невозможно осуществить по той причине, что при сложившихся обстоятельствах совершенно невозможно перевести в Палестину всю диаспору, или даже его существенную часть. Следовательно, палестинская колонизация не могла положить конец материальной «еврейской нищете», тогда как небольшой еврейский центр, постепенно поднимавшийся в Палестине, мог бы с помощью правильной организации решить национально-духовную проблему иудаизма. Формирование духовного центра на исторической родине нации, создание в этом центре еврейской национальной школы, возрождение языка иврит как средства повседневной речи, беспрепятственное развитие еврейской культуры без давления со стороны чужое окружение — короче говоря, он считал это истинной целью идеи Палестины. Такого рода «публично и юридически обеспеченный очаг еврейского духа» оказывал бы непрерывное национализирующее влияние на диаспору, служил бы живым центром притяжения подлинно еврейской культуры, действовал бы как фокус, рассеивающий свои лучи на обширной территории. периферия.
Сионистская доктрина Ахад Хаама как противовес официальному сионизму, отмеченному «Базельской программой», вызывала бесконечные дискуссии среди сторонников движения. Создать отдельную партию или специальное государственное учреждение для ее реализации не удалось; однако элементы этой доктрины смешались в большей или меньшей степени со взглядами политических сионистов в России и проявились в протестах культурных сионистов против крайних политических сторонников движения на сионистских конгрессах. Сионистский съезд в Минске, о котором упоминалось ранее, привел к частичному триумфу идей, отстаиваемых Ахад Хаамом, представившим доклад о «Духовном возрождении иудаизма». Конвент принял резолюцию, призывающую к увеличению культурной работы в расписании партийной деятельности, но отклонил в то же время предложение рефери о создании Всемирной еврейской организации для возрождения еврейской культуры, на основание, что такая организация может разрушить политическое равновесие сионизма.
3. Духовный национализм, или национально-культурный автономизм.
И политический, и духовный сионизм имеют свои корни в одной общей почве, в «отрицании Голуса»: в убеждении, что вне Палестины — в землях диаспоры — еврейский народ не имеет возможности продолжать свое существование как нормальное национальное образование. И политические, и духовные сионисты в равной степени устремлены на Сион как на якорь безопасности иудаизма, будь то в его материальном или духовном аспекте. Ни одно из учений не формулировало ясного представления о будущих судьбах еврейской диаспоры, то есть о судьбах всего еврейства мира, за вычетом той части, которая осела в Палестине. Политические сионисты уклонялись от вопроса о судьбе еврейского народа на случай, если их чаяния не осуществятся, и, верные лозунгу, провозглашенному Нордау, готовы были как бы приговорить всю диаспору к смерти или к казни. жизнь хуже смерти, в случае отказа от Палестинской хартии. Культурные сионисты протестовали против этого гипотетического сионизма, настаивая на том, что диаспора сохранит свою национальную жизненную силу, просто соприкоснувшись с небольшим культурным центром в Палестине. Но как организовать огромную массу еврейства диаспоры для еврейской жизни на месте, как дать ей возможность освободиться от политического и культурного давления среды — этот вопрос остался без ответа для обоих крыльев сионизма. Ответ на этот вопрос нельзя было найти, рассматривая только последний этап еврейской истории, но рассматривая последнюю во всех ее фазах, начиная с древней греко-римской