Петербург, особенно во время пребывания в Вильно, Герцль был объектом бурных оваций сионистов. В то же время он подвергался резкой критике со стороны представителей других еврейских политических группировок, которые считали, что он унизил национальное достоинство еврейского народа, ведя переговоры о спасении еврейства с человеком, на лбу которого был выбит Каиновым знаком Кишинев.

По-видимому, тяжелый кризис, наступивший для политического сионизма, когда надежда на получение хартии от султана отступила вдаль, заставила Герцля цепляться за соломинку на переговорах с русским правительством. Он, очевидно, придерживался мнения, что русские фараоны, одобрявшие методы сокращения еврейского населения в России, подобные тем, что практиковались в Кишиневе, могли быть готовы достичь той же цели, оказывая дипломатическую помощь сионистским планам. Залог в этом направлении фактически был дан Герцлю. Но Герцль переоценил значение обещаний, данных ему властителями, которые просто смотрели на него как на благородного мечтателя.

Через две недели после визита Герцля в Петербург острота сионистского кризиса проявилась на VI конгрессе в Базеле (11—16 августа 1903 г.). По этому случаю Герцль объявил о своем новом проекте колонизации Уганды в Британской Восточной Африке на основании хартии, предложенной ему британским правительством. Он указывал, что у этого проекта была определенная цель — улучшение ужасного положения русского еврейства, для чего Сион в тот конкретный момент был недоступен. Заявление Герцля разделило конгресс надвое: одна часть с энтузиазмом ухватилась за проект Уганды, который обещал по крайней мере временное убежище в Африке, Нахтасил, для части агонизирующей нации. Другая часть яростно протестовала против этой попытки создать «сионизм без Сиона», против отказа от Палестины и высших устремлений движения. После многих бурных и душераздирающих сцен большинство Конгресса приняло решение направить в Уганду экспедицию для исследования предложенной страны с точки зрения ее пригодности для еврейской колонизации. Вслед за этим все противники угандийского проекта, так называемые Neinsager («Противники»), в основном русские сионисты, дружно покинули зал Конгресса.

Теперь движение раздирало жестокое столкновение, ставшее результатом борьбы между двумя принципами, долгое время смешивавшимися в теоретических основах сионизма: палестинизмом и территориальностью. Этот внутренний конфликт завершился открытым расколом между этими двумя принципами. Из сионистского движения родилась Территориалистская организация, провозгласившая своей целью создание еврейского автономного центра в любой доступной точке земного шара. Ибо кровь Кишинева взывала к исходу из нового Египта. Эмиграция в Соединенные Штаты, где узники царизма в течение двадцати лет, начиная с 1881 года, успели образовать большой еврейский центр, перешагнула миллионную отметку и должна была принимать все большие и большие размеры. Еврейская общественная печать настаивала на необходимости «регулировать эмиграцию в Америку не только как социально-экономический, но и как национальный фактор». Указывалось, что значительная часть исторического национального центра в России и Польше находилась под давлением внешних событий в процессе перемещения в Северную Америку и что на практическую еврейскую политику была возложена прямая обязанность организовать этот великий восходящий центр. еврейства.

ГЛАВА XXXIV

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОГРОМОВ И РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ

1. Погром в Гомеле и еврейская самооборона

Не успел сионистский конгресс, на котором жаркие дискуссии о спасении иудаизма перемешались с рыданиями, оплакивающими кишиневских мучеников, завершил свои заседания, как в царских владениях разразилась новая катастрофа — погром в Гомеле, в Правительство Могилева. В этом оживленном белорусском городе, в котором двадцать тысяч евреев составляли вполне половину населения, общественная еврейская жизнь отличалась большой силой. В городе существовали важные общества сионистов и социалистов. Обе эти партии организовали несколько отрядов самообороны, и следовало ожидать, что позор Кишинева не повторится в Гомеле и что в случае нападения евреи дадут о себе хороший отчет.

29 августа 1903 года на рыночной площади произошла драка между толпой евреев и христиан. Причиной ссоры стал банальный инцидент, когда один крестьянин пытался унести из еврейского магазина бочонок селедки по более низкой цене, чем та, которую требовал кладовщик. Буйного покупателя вытолкнули из лавки, но крестьяне на базаре встали на его сторону, и в завязавшейся драке между ними и евреем один крестьянин был случайно убит. Крестьяне испугались и бросились наутек, а полиция стала производить аресты среди евреев. Евреи могли бы удовлетвориться тем фактом, что благодаря их энергичным действиям удалось предотвратить погром, если бы они не предвидели возмездия, которое непременно обрушится на них.

Два дня прошли в состоянии напряженного волнения. На третий день, 1 сентября, толпа русских рабочих, насчитывавшая около двухсот человек, вышла из железнодорожных мастерских и начала сносить еврейские дома и молитвенные дома. К бунтовщикам присоединилась толпа каменотесов, поденщиков и оборванцев. Кое-где толпу возбуждали несколько «интеллигентов»: купец, студент и учитель. На Конной площади толпу остановил крупный отряд еврейской самообороны, состоявший из нескольких сотен человек. Мятежники были на грани того, чтобы сдаться перед храброй атакой самообороны; но в этот момент на месте происшествия появились войска и дали залп в сторону евреев, в результате чего трое были убиты и несколько ранены. Помощь, оказанная войсками, придала бунтовщикам новое мужество, и они с новой силой продолжили свою разрушительную работу. По всему городу цепи солдат прикрывали атакующие полчища от отрядов еврейской самообороны, которые тщетно пытались прорвать цепь. Защитников отгоняли прикладами и штыками, а мятежникам позволяли беспрепятственно разрушать и убивать. К вечеру погром был остановлен; в результате двенадцать убитых или опасно раненых евреев, восемь убитых или опасно раненых христиан, большое количество жестоко обращавшихся и легко раненых евреев и более двухсот пятидесяти опустошенных еврейских жилых домов и магазинов. Среди арестованных полицией было значительно больше защищавшихся евреев, чем нападавших на христиан.

Через два дня в Гомель приехал могилевский губернатор и, созвав евреев в городскую думу, угостил их следующей речью:

Мне жаль несчастных жертв, но откуда могла возникнуть такая горечь? Религиозная терпимость в России полная. Причины последних событий лежат глубже. Теперь евреи стали руководителями и зачинщиками всех движений, направленных против правительства. Весь этот «Бунд» и с.-д. — все они евреи. Вы сами виноваты во всем, что произошло. Вы не правильно воспитываете своих детей. Вы не имеете на них никакого влияния. Но, по крайней мере, вы можете сдать их, указывая на них правительству, а сами скрывая их. Вы пропагандируете неповиновение и оппозицию правительству среди нецивилизованного населения. Но народу России на это наплевать, и он восстает против вас.

Казалось бы, сам Плеве говорил устами губернатора. Русский чиновник с наивной и неуклюжей откровенностью выразил затаенную мысль начальника политической инквизиции — мысль о наказании отцов за революционные наклонности детей, подлежащих сдаче в руки полиции, и