у меня вдруг появится такое странное желание.

Кстати, а что, если зомби засунуть в подпространство? Живые существа там не выживают, это я точно знаю, а что с не совсем живыми? Если умирают, то нельзя ли использовать подпространство, как оружие?

От размышлений меня отвлёк Ахрил.

— Так ты ещё не проверял, как он стреляет? — хмыкнул паренек. — Как так?

— Новые модели, спроектированные и собранные впервые, должны использоваться на полигонах, а если рядом нет таких — то на местности, где нет людей. Таковы правила безопасности. Тут даже щиты можно включить по периметру — видишь по углам артефакты в виде каменных платформ?

— А почему ты тогда не проводил испытания наших големов?

— Ну… Потому, что ваших големов я собирал на основе уже существующей и зарекомендовавшей себя модели и изменений вносил не так много, — отмазался я и побыстрее перевёл тему. — Ну что, начинаем?

Ильза как раз вернулась, поставив коробку-мишень посреди ангара.

— Давай.

— Ну, начнем.

Я отдал приказ. Голем взвел арбалет и выпустил первую стрелу.

Щелк!

И в центр одной из мишеней вонзилась стрела.

— Непло-охо, — протянул Ахрил, но не успел он договорить, как машина выпустила следующую. А потом — ещё.

Голем бил в мишень с отличной точностью. Стрелы неизменно вонзались в центр мишени: даже когда голем стрелял от края ангара, и даже когда уперся в коробку и отодвинул её до стены, а сам отбежал к противоположной.

С каждым щелчком, которым сопровождалась спущенная стрела, с каждым сочным треском дерева, с которым она вонзалась в центр мишени, я видел, как загораются глаза приятелей. Моя техника работала безупречно, и это вселяло в них восторг, будто не мой голем, а их машины находятся сейчас в десятке метров от нас и бьют в цель.

Щелк!

И болт мелко дрожит посередине мишени, а ящик чуть сдвигается в сторону.

Щелк! И рядом с первым снарядом вырастает второй.

Я ухмылялся и едва не светился от гордости, представляя, как эти стрелы будут косить врагов. Только нужно будет задать параметры для противников: зомби бить только в голову, рыцарей смерти — в щель забрала, а в призраков и блуждающие огоньки не стрелять, если стрелы не посеребренные.

— Вилатос, это шикарно! — не выдержала Ильза. — Сделаешь мне такого голема? Ну пожалуйста!

— Я подумаю, — натянуто улыбнулся я. — А теперь давайте узнаем, как он стреляет по движущейся мишени.

Вот только задать Железному команду взять ящик я не успел: после двух суток бездействия Тенеплёт подал сигнал. Подключившись к его окулярам, я выругался. Голем вляпался в проблемы.

⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава 18

⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ваззи слонялся по дому, не находя себе места. Мастера одолевало беспокойство, но причину мужчина обнаружить не мог. На самом краю сознания притаилось ощущение опасности — неявной, затаившейся, словно ползающий у изголовья кровати шершень.

Сперва Ваззи не придавал значения странному чувству, но чутье отчаянно пыталось заставить его обратить внимание на опасность, и мастер сдался. Он оглядел дом, поговорил со служанкой, но не нашел, что могло вызвать тревогу. Все было по-старому: вещи не пропадали, новых не появлялось, троица охранных големов не заметила никого подозрительного, вот только атмосфера была… иной. Недоброй.

Может, опасность прячется вне дома?

Ваззи вышел на крыльцо и прислушался к своим ощущениям. Ему показалось, что он слышит какое-то шуршание, похожее на тихий шепот, идущий одновременно отовсюду. Но охранные големы по-прежнему молчали и не обращали внимания на звуки. Их слышал только мужчина.

Ночь прошла тревожно. Мастер не единожды просыпался, выныривая из кошмаров. День оказался каким-то блеклым: Ваззи был рассеян, срывался на послушников и даже перепутал аудиторию, вломившись на занятие другого преподавателя. Следующие сутки прошли ещё хуже. Из сновидений исчезло всё, кроме смутных кошмаров, а ощущение опасности нарастало, будто спрятавшийся шершень увеличивался в размерах. В Гильдии ощущение опасности будто притуплялось, а вот дома — возрастало.

Может, прислуга задумала его убить?

Мастер отпустил на неделю служанку, извинившись перед женщиной, и стал обедать и завтракать вне дома. Это ничего не изменило.

Когда он вернулся из Гильдии на третий день, то обнаружил, что из строя вышли два голема из трех: у обоих лопнул энергетический кристалл. Ваззи обследовал каждое металлическое тело как можно тщательнее, но всё укладывалось в износ механизмов. Сразу двух. В один день.

Диверсия была ювелирной — не подкопаешься. Никаких следов вскрытия, никаких отметин на кристалле, кроме мельчайшей сеточки трещин.

Големов мастер починил — это было несложно. Но теперь мастеру мерещилось, что в доме есть кто-то ещё. Скрипели половицы в пустых в комнатах, где никого не могло быть, перемещались с места на место вещи. А големы не замечали посторонних. Не смог их обнаружить и лектор. Приглашенный мастер-медиум также не заметил в доме ни следа потусторонних существ.

Все происходящее напоминало Ваззи болезнь рассудка, и от этого становилось страшнее. Безумие — вот чего мастер боялся больше всего. Помутнение рассудка — это полнейшая беспомощность. Угасает сознание, а человек даже не замечает этого, выстраивая у себя в голове иллюзорный мир.

Мастер ощущал себя препарируемой лягушкой. Нечто исследовало его слабости, страхи, и с хирургической точностью било по ним. И чем дольше Ваззи боролся с невидимой силой, тем сильнее она становилась. Нечто играло с его эмоциями, вызывая беспокойство, страх, агрессию. От недосыпа стены между реальностью и кошмарами стирались. В душе поселилось отчаяние и безысходность. Его будто кто-то пытался ломать, оставаясь незамеченным. Вел к краю.

Мастер в очередной раз проснулся посреди ночи… только в этот раз дом казался чужим. В соседней комнате скрипели половицы и слышался мелкий дробный топот. По стенам бегали тени, а шепот усилился, но по-прежнему оставался неразборчивым.

А големов не было.

Мастер попытался нашарить сознание механизмов, но обнаружил лишь пустоту. Либо машины покинули город, либо нечто уничтожило каждую деталь, каждый модуль.

В детстве Ваззи, ужасно боявшийся того, что может прятаться в темноте. Задержавшись у друзей, вечерами бежал по улицам, и ужас перехватывал его дыхание, и ожидание, что нечто может укусить за пятки, заставляло бежать, покуда дыхание не собьется и не оставят силы. А когда он влетал в родительский дом, где в очаге горело мягкое, тёплое пламя, где пахло уютом и безопасностью, понимал, что страхи беспочвенны.

С недавних пор у кровати мастера стояла керосиновая лампа.

Лектор зажег огонь, но облегчения не наступило. Пламя казалось тусклым, безжизненным, как лунный свет, и скорее подчёркивало тени, чем