он готовился оставить. Наконец судьба сжалилась над Эйхвальдом и подарила его бессознательным состоянием, в котором он и скончался, словно заснув, утром 2 ноября 1889 года. Первый из посторонних, кто его посетил, был профессор Николай Федорович Здекауер, его учитель и друг. Согбенный 74-летний старец долго смотрел с невыразимой скорбью в неподвижное лицо своего любимого ученика, так безвременно погибшего в полном расцвете знаний, опыта и таланта. Вскрытие, произведенное профессором М.И. Афанасьевым, доказало правильность диагноза: была найдена обширная эпителиома мочевого пузыря.

Прощаясь с Э.Э. Эйхвальдом, его преемник по кафедре и институту М.И. Афанасьев высказал у его гроба надежду на то, что память об этом замечательном человеке сохранится навсегда. Эти слова оказались пророческими. Память об Э.Э. Эйхвальде сохраняется. Его именем названа кафедра терапии, где он был первым заведующим. Слушателям читается лекция о талантливом ученом и великом труженике науки. Его могила на Новодевичьем кладбище постоянно ухожена. В день освящения института – 21 мая (3 июня) – Актовый день Академии – делегация сотрудников приходит на могилу Э.Э. Эйхвальда, чтобы поклониться его памяти. Этот человек заслуживает того, чтобы так было всегда (Беляков Н.А. и соавт., 1999).

* * *

Вернемся в затемненные апартаменты Михайловского дворца, где в январе 1873 года тихо угасала Великая Княгиня. Несмотря на болезни, она до последних дней сохраняла удивительную бодрость духа, вела деятельную переписку. Графиня А.Д. Блудова (1878) так характеризовала в своих записках Елену Павловну: «45 лет назад в первый раз увидела ее и эту стремительность походки ее, которая поражала как особенность внешняя, привлекательная, как живое радушие. Эта стремительность… была лишь верным выражением стремительности характера и ума ея, стремительностью которою она увлекала все маломальские живые умы, которая ее самую иногда увлекала… но сама по себе была очаровательна в ней. Ни лета, ни болезни, ни горе не изменили этой особенности, и только в самый последний раз праздничного приема у нее, в самый последний раз, когда я ее видела живою, 28 декабря 1872 г., за 12 дней до ее кончины, изменилась эта походка… Еще прекрасная, но бледная, как будто надломленная, подходила к нам… опираясь на руку фрейлины, она, которая никогда не нуждалась в такой помощи, которая… как бы окрыленная своим умом, переходила от одного к другому из собранных у нее гостей, с улыбкой и приветливыми словами для каждого». Свой последний день рождения она встречала в кругу близких. Елена Павловна была оживлена, строила планы на будущее. Однако спустя несколько дней состояние здоровья Великой Княгини резко ухудшилось. 9 января 1873 года она скончалась.

В клиническом эпикризе Августейшей пациентки[183], предшествовавшем патологоанатомическому вскрытию, Э.Э. Эйхвальд отметил основные этапы развития болезни: «…Елена Павловна, еще до назначения меня доктором Ея Особы, была одержима подагрическими припадками, обширным оплотнением артерий, упорным расстройством пищеварения… питание было уже в значительном упадке. Следствием… было значительное малокровие, которое, при существовавшем оплотнении артерий, отразилось и на питании сердца. Удары сердца были слабы и часто неправильны. Пульс 55–60 ударов в минуту, часто едва ощутимый. По временам – приступы мучительного стеснения в груди… По временам являлись припадки, заставлявшие подозревать смещение правой почки или хроническое воспаление в ее соседстве. В январе 1872 года Ея высочество заболела пузырчатою рожею кожи лица, которая распространилась на шею и туловище. Тяжкая болезнь эта потребовала продолжительного пребывания в постели, а чувствительность кожи не допускала в продолжении нескольких месяцев привычных прогулок. С этих пор силы Ея Высочества вполне не восстановились и изнурение постепенно увеличивалось, несмотря на двухмесячное пребывание в Италии. Окончательному расстройству здоровья содействовали сильный прилив к печени и острый желудочно-кишечный катар во Флоренции… Новое ожесточение привычных приступов, воспоследовавшее 5 января 1873 года, привело к смертельному исходу. Ближайшею причиною смерти был острый отек головного мозга вследствие упадка деятельности сердца при оплотнении мозговых артерий. 9 января 1873 года, 11 часов вечера. Доктор Эйхвальд».

Последовавшее в Михайловском дворце вскрытие тела (10 января 1873 г. с 41/2 часов утра)[184] полностью подтвердило предположения Э.Э. Эйхвальда о локализации патологических процессов, степени их выраженности и декомпенсации. Аутопсию производила авторитетная комиссия в составе профессора МХА Ф. Ландцерта, прозектора Л. Ивановского в присутствии лейб-медиков Ф. Кареля и Н. Здекауэра, лейб-акушера профессора А. Красовского, доктора Ее Высочества Э. Эйхвальда, Главного военно-медицинского инспектора Н. Козлова. В качестве своеобразных «понятых» в печальной процедуре принимали участие генерал-адъютант граф Б. Перовский и гофмейстер Двора Ея Высочества тайный советник А. Квист.

Медицинские документы Великой Княгини хранят большой конверт из плотной желтоватой бумаги, имеющий на обороте три большие красные сургучные печати с прекрасно сохранившимися оттисками различных отделов Министерства Императорского Двора. На лицевой части гриф: «Хранить в Камеральной части Кабинета. 15.06.1905 г.» (видимо, год очередной ревизии особо важных документов). Слева – следы новой власти: штамп «РСФСР, Наркомат по просвещению. Оружейная Палата. № 10018. Москва, Кремль». Напомню, что документы, касавшиеся состояния здоровья и причин смерти членов Дома Романовых, при советской власти были на специальном хранении, недоступны исследователям. Да, долгий путь проделал увесистый старинный пакет до того, как попасть в руки судебно-медицинского эксперта в начале XXI века…

Печальные подробности церемоний, прощальных и погребальных, сходных с вышеописанными в других главах, а также о завещании усопшей, содержат подробные дела РГИА «О погребении тела в Бозе почившей Великой Княгини Елены Павловны» (ф.473, оп.1, д.1495, 1873 г.) и «Об исполнении Духовных завещаний (1843–1890)» (ф. 468, оп. 46, д. 71).

Традиции искреннего гостеприимства, царившие во дворце Великой Княгини, «автоматически» срабатывали даже во время ее отсутствия. С.Д. Шереметев (2001), записывая впечатления о печальном дне смерти, отметил: «Когда умирала Елена Павловна, вся Царская семья была в сборе, агония продолжалась долго; когда же она вздохнула в последний раз, то мгновенно отворились двери, и в комнату вошла прислуга с чашками шоколада…»

* * *

В конце жизни Елена Павловна стала своеобразным «связующим звеном» между разными поколениями Романовых: помнила грозную свекровь, «чугунную императрицу» Марию Федоровну, уважала и понимала тихую затворницу, романтичную Елизавету Алексеевну, дружила с домовитой хозяйкой большого семейного гнезда Александрой Федоровной, стала наставницей супруги любимого племянника Александра II – Марии Александровны по приезде ее в Россию. Мужчины из дома Романовых всегда относились к ней безукоризненно – от Александра I, инициатора ее замужества с любимым младшим братом, до будущего Императора Александра III, который со слезами на глазах шел за ее гробом. Судьба дала ей возможность увидеть и первые шаги крошки Ники – последнего Государя из Дома Романовых… Она владела тайной легкости общения с самыми разными людьми, настоящим талантом коммуникабельности. Дополненные