других, представленных в Третьяковской галерее и Архангельском художественном музее. Они изображают молодую, миловидную женщину, в которой трудно рассмотреть ее богатый внутренний мир. Картины эти – дань Брюллова традиционному портретированию светской знати, где внешняя сторона доминировала над раскрытием характера. Модная для того времени одежда, прическа, изящный поворот головы, покатые плечи, задумчивое выражение красивых глаз – такой предстает перед нами эта замечательная женщина. В то же время современники обращали внимание на стремительность движений Елены Павловны. Эта внешняя примета была отражением ее душевной подвижности, так увлекавшей друзей и единомышленников.

Большое внимание привлекает парадный портрет Великой Княгини кисти Ф.К. Винтерхальтера, выполненный в 1862 году. Здесь изображена зрелая, умудренная жизненным опытом женщина – Елене Павловне 55 лет на этом полотне – в парадном платье, с выразительным лицом и поистине царской осанкой. К сожалению, этот портрет мало известен. Ранее он находился в Каменноостровском дворце и был воспроизведен в каталоге Русского музея, изданном Н.Н. Врангелем в 1904 году. В настоящее время он хранится в Государственном Эрмитаже. Лучшим скульптурным изображением Елены Павловны является мраморный бюст работы И. Гальбига, относящийся к 60-годам XIX века. Бесспорным достоинством фундаментальной книги Н.А. Белякова и соавт. (1999) являются и великолепные иллюстрации, репродуцирующие перечисленные изображения Великой Княгини.

Из хранящихся за рубежом внимания заслуживает полотно, написанное в 1835 (?) году в Париже известной английской портретисткой Х. Робертсон. Художница создала торжественный и величавый образ Великой Княгини, подчеркнула ее ученость, разместив у стола с фолиантами. Эффектный дар художницы признавал даже Карл Брюллов, который сказал: «Должно быть, сам Шекспир вдохновляет англичан колоритом». Подтверждением его слов служит сияющий светом портрет Елены Павловны, который находился до последнего времени в частной коллекции. В Русском музее хранится коллекция миниатюр с изображениями Елены Павловны, представляющих выдающуюся художественную и историческую ценность. Известен ряд других портретов Елены Павловны, помещенных в различных изданиях. К ним, в частности, относится овальный портрет княгини в профиль. Вероятно, это изображение относится к позднему периоду жизни Елены Павловны. Он запечатлел мудрость, уверенность, спокойствие женщины, полной внутреннего достоинства. В одной из энциклопедий помещена небольшая гравюра, на которой изображена Елена Павловна в последние годы жизни. С нее на нас величественно смотрит немолодая благообразная женщина, во взгляде которой сквозит благородство и ум (Беляков Н.А. и соавт., 1999).

При Дворе много раз пытались разгадать ее «Августейший», как говорили, секрет, но так и не смогли. Она выглядела ярче всех, моложе Императрицы Александры Феодоровны, всю жизнь искусно молодившейся и пребывавшей в уверенности о своей неотразимости, моложе царственных племянниц… В чем же была тайна Княгини Елены, пленявшей всех «мадам Мишель»? Возможно, в огромной, неиссякаемой любви к жизни?

* * *

К сожалению, основное место проведения ярких вечеров Великой Княгини в Михайловском Дворце – знаменитый Белый зал – подвергся капитальной реконструкции. Он был соединен арками с парадной лестницей, при этом уничтожены центральный камин, часть зеркал[175] и великолепных живописных композиций. Нынешнее название гостиной – Белоколонный зал, где располагаются временные выставки искусства XVIII – первой половины XIX веков… Увы! Немногое напоминает здесь сейчас о величественном историческом прошлом дворца – одной из самых ярких и знаменитых великокняжеских резиденций Петербурга XIX века.

Апартаменты Елены Павловны располагались в бельэтаже здания и все первоначальное убранство их, задуманное К. Росси, оставалось практически неизменным до ее кончины. Радикальные перемены начались с перестройкой Михайловского дворца под Русский музей в 1895–1897 годах. Покидая дом, его последняя владелица, принцесса Елена Георгиевна Саксен-Альтенбургская, вывезла большую часть имущества деда и бабушки, в том числе знаменитые гарнитуры из гостиных в унаследованный от матери, Екатерины Михайловны, Каменноостровский дворец. Грянула февральская революция. Оставляя навсегда Россию летом 1917 года, наследники[176] часть имущества увезли в Германию, часть вернули в Русский музей (Перскевич З.А., 2003).

* * *

Традиционно расскажу о своих коллегах, помогавших Елене Павловне справляться с болезнями и предупреждать их возникновение. Первым официальным руководителем лечащих врачей и консультантов[177], обслуживавших Великую Княгиню, стал приглашенный из Пруссии доктор Мартин Мандт. Н.И. Пирогов познакомился с ним первым из русских специалистов, будучи в 1836 году в Берлине. Высокий худощавый профессор долго расспрашивал Пирогова о Петербурге. Он сообщил, что получил приглашение служить при дворе Великой Княгини Елены Павловны, рассказал о своей работе в университетской клинике Грейфсвальда. По приезде в Россию Мандт одновременно стал профессором кафедры практической хирургии Императорской медико-хирургической академии.

В своих знаменитых «Воспоминаниях» (1962) Н.И. Пирогов оставил колоритное описание этого деятеля, озабоченного в России лишь приумножением своего состояния и карьерным ростом. Впрочем, Николай Иванович отдавал должное профессиональным знаниям Мандта, считая его «недюжинной личностью». Через несколько лет прусский врач потеснил «недостаточно хитрого и пронырливого» Н.Ф. Арендта и стал лейб-медиком[178] Николая I, заняв при Дворе ведущие позиции. После смерти Государя по требованию ведущих профессоров Медико-хирургической академии была создана авторитетная комиссия, проанализировавшая около 2000 скорбных листов (историй болезни) людей, лечившихся по «атомистическому методу» Мандта. Ученые единодушно пришли к мнению о полной его неэффективности. Проект итогового доклада был подготовлен в 1856 году Н.И. Пироговым. Мандт спешно покинул Россию…

Впрочем, Александр II помнил и о полезных аспектах деятельности немецкого профессора в России. Об этом свидетельствует пожалование пенсии вдове Мандта после его кончины в 1864 году «с производством выплаты за границей» (РГИА. Ф.472, оп.31 (127/964), д.26). Думается, что этот факт еще раз опровергает абсурдную версию о «самоубийстве» Николая I с помощью своего лейб-медика.

С 1848 по 1853 гг. «доктором при Ея Императорском Высочестве» состоял Эдуард Микшик, австрийский подданный, доктор медицины. Об этом враче известно чрезвычайно мало – в фондах Придворной медицинской части о нем сохранилось минимальное количество сведений. Косвенным свидетельством его высокой квалификации и полезности деятельности в России являются сохранившиеся данные о награждении его за службу орденом Св. Владимира 4 степени (1849), орденом Св. Анны 2 степени (1851) и орденом Св. Анны с бриллиантами «при его увольнении 14 июля 1853 г.»[179].

Преемником Микшика стал еще один иностранец при русском дворе – Франц Гектор Арнет, доктор медицины, австриец, известный европейский врач. Ряд лет, с 1853 по 1860 гг., он был официальным врачом Елены Павловны (РГИА. Ф. 472, оп. 34, д. 108-в, часть III, 1858 г.). В представлении к высокой награде, сохранившемся в архивном деле (л. 27), сказано: «…состоит при Особе Ея Высочества Доктором более 5 лет, исполняет свои обязанности[180] с примерным усердием и заботливостью (в том числе, во время пребывания заграницею с октября 1856 по август 1857 года…)».