Во время Финской кампании поделили авиацию на армейскую и фронтовую. Армейская подчинялась непосредственно командующим общевойсковыми армиями. Это раздробило авиацию и мешало маневрировать имеющимися самолетами, концентрировать их на главном направлении.

В немецкой авиации восемьдесят пять процентов машин было сосредоточено в составе воздушных флотов, которые подчинялись непосредственно главному командованию. Это позволяло концентрировать самолеты там, где они могли принести максимальную пользу.

В Красной армии, напротив, восемьдесят три процента самолетов приходились на долю армейской авиации. То есть воздушный флот был распылен между общевойсковыми армиями, это исключало возможность его массированного применения.

«Я за 922 дня на фронте совершил 288 вылетов, то есть один вылет за 3,2 дня, — вспоминал Александр Ефимов, маршал авиации, дважды Герой Советского Союза («Красная звезда», 18 июля 2002 г.). — Лучший штурмовик люфтваффе Ульрих Рудель за 1247 дней совершил 2530 вылетов, то есть практически два вылета в день».

Через неделю после начала войны, 29 июня, была учреждена должность командующего военно-воздушными силами Красной армии — заместителя наркома по авиации. Ее занял генерал-лейтенант Павел Васильевич Жигарев.

25 января 1942 года Жигарев подписал директиву:

«Командующие военно-воздушными силами фронтов вместо целеустремленного массированного использования авиации на главных направлениях против основных объектов и группировок противника распыляют усилия авиации на всех участках фронта. Подтверждением этому служит равномерное распределение авиации между армиями».

Получалась нелепица: одни авиаполки изнемогали в воздушных сражениях и несли потери, а другие отдыхали, потому что перед ними не было противника, чьи самолеты переброшены на главное направление.

15 марта генерал Жигарев доложил Сталину, что необходимо создавать крупные авиа-объединения.

В апреле он отправил Сталину доклад «О реорганизации ВВС Красной Армии»:

«Боевая практика показывает, что современная авиация способна оказать решающее влияние на ход наземных операций, но при условии массирования ее усилий на решающих направлениях. Если же авиация распылена по всему фронту, то эффективность ее действий резко снижается».

Жигарев предложил: создать пять авиационных армий, которые будут подчиняться командующему военно-воздушными силами, штаб военно-воздушных сил переименовать в главный штаб ВВС Красной Армии, а его начальника сделать заместителем начальника Генерального штаба.

Летчикам долго пришлось убеждать Сталина в своей правоте. Вождь легко приказывал копировать иностранную боевую технику — это его не обижало. Он же не был инженером. Но в вопросах организации, в тактике и стратегии считал себя высшим авторитетом.

11 апреля Жигарева сменил генерал-полковник авиации Новиков. Вот ему удалось убедить вождя. 5 мая было принято решение объединить всю авиацию фронта в воздушную армию.

Сталин, наконец, подписал этот приказ:

«В целях наращивания ударной силы авиации и успешного применения массированных авиационных ударов объединить авиацию Западного фронта в единую воздушную армию, присвоив ей наименование 1-й воздушной армии».

Но мы забежали вперед...

Большое танковое сражение

В чем искали причину отступления в первые месяцы войны? В том, что у немцев было тройное превосходство в технике — ведь они подчинили экономику всех стран оккупированной Европы. Но превосходства на самом деле не было.

Вермахт имел 5639 танков и штурмовых (самоходных) орудий. Красная армия — 23 140 танков, многократно больше.

За несколько лет до начала войны отечественное танкостроение развивалось ускоренными темпами. На вооружение поступали боевые машины новых моделей. С января 1939-го по 22 июня 1941 года Красная армия получила семь тысяч танков.

Соотношение сил было таким.

На Восточном фронте немцы выставили 3712 танков и штурмовых орудий (см. Военно-исторический журнал. 2003. № 5).

Западные округа располагали девятнадцатью механизированными корпусами — это 10 394 танка. Иначе говоря, имели почти тройное превосходство в тяжелой технике.

Качественное соотношение тоже сложилось не в пользу вермахта. Немецкие машины были легки в управлении и удобны в эксплуатации, но их ремонт в полевых условиях оказался невозможен. На советских танках стояли дизельные двигатели, что обеспечивало вдвое-втрое больший запас хода, чем у немецких машин. Моторы немецких танков не были рассчитаны на русские морозы и утром плохо запускались. Впрочем, немецкие танкисты узнают об этом через несколько месяцев после начала войны, уже подойдя к Москве.

Половину немецких танков составляли легкие машины («Т-1», «Т-11», чешские «T-35t» и «T-38t»), которые уступали советским в скорости и калибре вооружения. Причем двести пятьдесят командирских танков вообще не имели пушек. Правда, накануне нападения на Советский Союз всем танкам усилили лобовую броню и приборы наведения оснастили хорошей оптикой.

Средние танки («Т-III», «Т-IV») обладали лучшей бронезащитой, чем советские «Т-26», «Т-35», «Т-38», но значительно меньшей огневой мощью, чем советские «Т-26» и «БТ-7».

Западные округа успели получить полтысячи тяжелых танков «КВ-1» и «КВ-2» (у немцев тяжелых машин вовсе не было), больше тысячи замечательных «Т-34».

Создатель танка «Т-34» Михаил Ильич Кошкин воевал в Гражданскую, потом учился в Коммунистическом университете имени Свердлова, был на партийной работе в Вятке. В 1929 году он поступил в Политехнический институт в Ленинграде, попал на военный завод и участвовал в проектировании танков «Т-29» и «Т-46-57». В 1937 году его отправили в Харьков руководить танковым конструкторским бюро. Опытные образцы «Т-34» были готовы в 1939-м, в сентябре 1940-го серийные машины стали поступать в войска. 26 сентября 1940 года Михаил Кошкин скончался от воспаления легких. Ему не было и сорока двух лет. Он не увидел триумфа своей машины. В 1942-м, посмертно, ему присудили Сталинскую премию, а через полвека после смерти, в 1990-м, присвоили звание Героя Социалистического Труда...

Накануне войны две трети советских танков не были готовы к боевому использованию — им требовался ремонт, однако отсутствовали запасные части. Как только «БТ-7» и «Т-26» сняли с производства, сразу прекратился выпуск запасных частей. Сломалась машина — починить невозможно.

Вот и получилось, что фактически в западных округах на ходу осталось тысячи две танков, в основном легких «Т-37», «Т-26» — со слабым вооружением и тонкой броней.

Большинство советских танковых экипажей до войны ни разу не стреляли из пушек. На год отпускалось шесть снарядов на машину, которые расходовали обычно перед итоговыми стрельбами.

Новые танки не были освоены, отсутствовала система их технического обслуживания. Но кто в этом виноват, кроме наркомов и генералов, не способных использовать то, что они имели?

И еще одно важное обстоятельство. Даже среди новеньких «Т-34» радиофицирована была только половина машин. Немецкие же танки все оснащались радиоприемниками. Командиры взводов и рот имели радиопередатчики для управления своими подчиненными. Командиры рот получали второй приемник, настроенный на волну батальона. Машины командиров батальонов и полков оснащались еще и средневолновыми радиостанциями для связи с командованием, соседними частями и ремонтными службами...

Так что