Шрифт:
Закладка:
Любой творческий человек, а тем более художник, по природе своей эгоцентричен. Он не должен, да и, боюсь, не может оценивать реальное положение дел вне призмы собственной индивидуальности. Для него мир – это место реализации его таланта, его замыслов, его видений и желаний. Чем ярче, чем талантливее мастер, тем в большей степени он субъективен в восприятии того, что происходит даже в его цехе. Прочитайте «Манифест кинематографистов», принятый на XVIII Международном кинофоруме «Золотой Витязь» 23 мая 2009 года, начинающийся словами: «На протяжении последних двух десятилетий вся русская культура, в том числе и классическая, оказалась в резервации…», а заканчивающийся тем, что только эти и никакие другие кинематографисты знают не только то, какое кино нужно российскому народу, но и как правильно делить деньги на это кино, становится совсем жалко коллег, которые ухитрились пропустить столько интересного, созданного за последние двадцать лет. Три кинематографических открытия только весны 2009 года – работы Андрея Хржановского, Карена Шахназарова, Николая Досталя (кстати, никто из них этот «Манифест» не подписал) свидетельствуют о том, что российская кинокультура не просто жива, но и способна рождать настоящие шедевры. Не стану отсылать авторов «Манифеста» к интервью президента России Дмитрия Медведева газете «Коммерсантъ» 5 июня сего года, где высказана отличная от их взгляда позиция в отношении российского кинематографа. Художники на то и художники, они вправе доводить любую свою обеспокоенность до общества. Только это еще одно свидетельство того, как опасно государству передоверять свои функции внутрипрофессиональным группам даже самых уважаемых людей. Мы уже проходили это во второй половине 1990-х, когда к началу 2000-х доля российского кино в прокате была меньше 3 %. (Сегодня – около 30 %.) Групповой эгоизм, как и эгоизм индивидуальный, прекрасен в творчестве и непродуктивен в управлении. Но, похоже, именно он сегодня и задает тон. Причем даже управленцы, долгое время возглавляющие национальные учреждения культуры, стали вести себя как творцы, не предполагающие замен. И все это вместе, безусловно, опасно для жизнедеятельности всей системы.
К счастью, государство не является творцом культуры. Это великая миссия народа и тех его представителей, кто способен выразить его боль и радость в художественных образах. Но конституционная обязанность государства – обеспечить равенство возможностей для свободного творчества и доступа к его результатам.
Июнь 2009
Между адом и раем
Сначала о деньгах. На 41,5 процента снизился доход от продажи билетов в московских кинотеатрах в декабре 2008 года. В московских цирках, куда нельзя было попасть, сегодня можно купить самые разнообразные билеты, за которые бились еще в прошлом году. Из-за банковского кризиса в первом квартале 2009 года объявила о банкротстве одна из лучших сетей московских книжных магазинов «Букбери», а это значит, что общее число книг, приобретаемых для домашнего чтения, снизится на весьма ощутимый процент. (Замечу, что количество книжных магазинов в России – и даже в Москве – при расчете на душу населения на порядок меньше, чем в среднем по Европе.)
Не случайно выбрал Москву в качестве примера – столица не просто задавала тон зрительской активности, она существенно отличалась от всей России (и даже от Петербурга) по ценовой политике, по количеству и качеству предложений. Среднестатистический москвич в сфере культуры мог позволить себе то, чего не мог позволить среднестатистический россиянин. И возможности эти существовали не только для обитателей привилегированной Барвихи, где до сих пор билеты на концерты мировых звезд стоят по 50–60 тысяч рублей. Москвичи и сегодня стараются, как говорится, держать фасон – и поэтому невозможно купить билеты на прощальный концерт Аллы Пугачевой, хотя цена места в дальнем ряду партера выше, чем месячная пенсия бывшего инженера или врача. И в этом смысле Москва, где источники доходов горожан весьма разнообразны, более сложный индикатор для осмысления общей ситуации, чем, скажем, Череповец или Магнитогорск, где культурная жизнь практически напрямую зависит от положения дел в металлургической промышленности. Именно поэтому московская статистика позволяет рассуждать о положении дел в области культуры без бессмысленной паники.
Поведение властей в отношении культуры абсолютно совпадает с поведением отдельного потребителя. Ее рассматривают как нечто необязательное и даже обременительное. Притом что федеральный бюджет 2009 года уменьшил долю расходов на культуру на 23 процента (а в сопоставимых ценах к 2008 году и того больше), притом, как мы уже убедились, что собственные заработки учреждений культуры за последние месяцы заметно снизились, в антикризисной программе правительства РФ, документе весьма серьезном и обширном, о культуре не сказано ни слова. Ни слова о ней не говорят и тогда, когда речь идет о поддержке малого и среднего бизнеса, хотя, как известно, газетно-журнальное производство, книгоиздательство, кино– и телепроизводство, эстрадное дело представляют собой коммерческие сегменты культуры, где обращаются средства, сопоставимые с теми, что необходимы для сельскохозяйственной переработки или автосервиса.
Как в зажиточные нефтяные, так и в нынешние кризисные времена культуру не рассматривают как предмет первой необходимости, как неотъемлемую часть бытия, регулирующую поведение человека на внутреннем, глубоко мотивированном уровне.
Меня никогда не перестает мучить вопрос о том, почему в начале 1917 года русский человек мог отдать последнее на общую свечу в церкви, а в начале 1918-го тот же самый человек осквернял иконы и храмы, поповских жен и дочерей и физически истреблял духовенство? Почему православие, столь могущественное в России, вернувшее патриаршество после Февральской революции, не смогло удержать страну от катастрофы октября 17-го и само стало одной из ее первых жертв?
Нет простых ответов на этот вопрос. Но, думаю, значительная доля истины есть в том, что социальное поведение людей зависит, помимо вульгарно экономических мотиваций, от того, в каком соотношении находятся в обществе вера, образование и художественная культура. Поверхностно материалистическое представление о человеке и человечестве, сформулированное в «Трехгрошовой опере» Бертольтом Брехтом: «Сначала хлеб, а нравственность потом», подводило в истории не раз и не два. Как размышлял Ф.М. Достоевский еще в XIX столетии, хлебом, положим, накормим, что будем дальше делать?
Уровень, качество нравственности в обществе зависят от его окультуренности, от того, насколько культура проникла в широкие массы, насколько определяет она народное бытие. Трагедия Октября 1917
