— Антихолинергетик. Его механизм действия в принципе схож с тем, что имеется у седативных антипсихотиков. Слабость, замедление реакций и даже дезориентация — вот что после него наступает. В виде газа он подаётся в камеру всякий раз перед входом персонала с целью исключения потенциального нападения. Знаешь ли, в «Клетке» субъекты просто несносны и непримиримы… Лишний раз их лучше не беспокоить. Если целью стоит проведение им медицинских манипуляций — к слову, такое у них крайне редко — то они усыпляются полностью. Но если речь идёт о переводе на третий уровень, в разряд испытуемого, то в таком случае рассчитывается определённая концентрация газа, после применения которой у человека достаточно сил, чтобы передвигаться самому, но недостаточно для сопротивления.

Химик шагнул ближе. Дуло пистолета было направлено в свёрток у меня на руках. Я медленно попятилась назад.

— Твой… Тим переводился сегодня вечером. Но на выходе со второго уровня вместо того, чтобы покорно идти с охранником, он напал на него и вырубил. Хотел бы я знать, что пошло не так. И почему я раньше не перевёл его в испытуемые? Я вообще должен был проявить к нему большее любопытство.

— Ты б ему не понравился, — фыркнула я.

— Конечно. Ведь верно, ему нравилась ты. Как и моему бедному брату, и также невзаимно — его бы ты точно всерьёз не воспринимала.

Его слова хлестнули меня как плетью.

— Мне стоило раньше подумать об этом… Но ничего. У меня будет время заняться этим умельцем. Уверен, он будет сильно страдать по тебе…

— Как ты по Илоне? — вырвалось у меня.

Филин осекся. Ухмылка слетела с его лица, а молнии в глазу заметались пуще. Контраст искусственного и настоящего глаза теперь сделался по-настоящему страшным.

Я крепче прижала к себе куль из одеяла.

— Что смотришь? Ты ведь убил её, верно? Когда она всё про тебя узнала. Убил и инсценировал аварию! Фрагменты её ДНК, что нашли в машине… Какими её останками ты пожертвовал? Всем, что не смог оставить себе?

— Прекрати.

Филин дернулся, будто собирался кинуться на меня, но в последнюю секунду передумал. Глаз его, заблестевший и жуткий, остановился на мне.

— Как же ты мог… — с искренней печалью и болью прошептала я. — Ведь она любила тебя.

— Ты… ничего не знаешь, — голос Химика из самоуверенного и глумливого трансформировался вдруг в прерывистый и звенящий, да и сам он как-то съёжился. Его подернувшийся туманной печалью глаз скользнул влево — так обычно бывает, когда человек начинает вспоминать. — Я не хотел её убивать, да и не собирался. Случайно так вышло… — он пару раз кашлянул.

— Как её органы могли случайно оказаться в банках?

— Она пришла ко мне, — повысив голос, чтобы перекричать меня, отчётливо произнёс Химик. — Зашла в кабинет. Сказала, что хочет оставить меня. Попросила развод. Я был обескуражен, я спрашивал, в чем дело, я был вне себя от непонимания! И она решила сжалиться надо мной, она рассказала.

По щеке Химика потекла слеза. Его губы дрогнули перед тем, как он заговорил снова.

— Сообщила, что знает всё про лабораторию и мои опыты. Обвинила в смерти Арнольда Паршутина, нашего коллеги. Сказала, что сильно во мне разочарована. Кажется, она завелась. Да, Илона вошла в раж, осыпая меня проклятиями. Я пытался её успокоить. Рассказал свою точку зрения, постарался убедить, что дело моё — действительно важное, и жертвы, в том числе Арнольд, совершенно оправданы. Умолял её не уходить от меня, клялся в любви, просил о поддержке. Но… в ответ она на меня набросилась.

Его голос сделался совсем хриплым.

— Отвесила пощечину. Начала кричать, что я псих, убийца и ещё много всего неприятного. Это была буквально истерика. Я боялся, что нас услышат, да и сам разозлился. Поэтому попытался скрутить её, закрыть ей рот. Илона вырывалась. Мы сражались, и вышло так, что она… ударилась виском об угол стола.

Филин громко, прерывисто выдохнул. Лицо его сделалось бледным и страшным.

— Я бросился к ней. Она ещё дышала. Тогда я спустил её сюда, вниз, и быстро провёл диагностику. Перелом височной кости с кровоизлиянием в мозг… Я самостоятельно провёл ей операцию. Как мог, пытался спасти. Потом она впала в кому. Дважды у неё была остановка сердца… В течение нескольких часов я пытался вернуть Илону к жизни, но всё было напрасно… Ровно через семь часов после операции на ЭЭГ была зафиксирована смерть мозга. Физикальный осмотр подтвердил это… Так Илоны не стало.

Переложив пистолет в левую ладонь, Филин вытер глаз тыльной стороной правой и откашлялся.

— С биологической точки зрения она всё ещё считалась живой, но это была уже не моя жена, а телесная оболочка. В тот же вечер я покинул лабораторию через запасной ход и в предельный срок организовал инсценировку аварии. В качестве источника ДНК была использована её ампутированная рука.… Затем были похороны. Как тяжело я морально и физически себя чувствовал в зале прощания, когда выслушивал слова соболезнования и утешительные речи, в том числе твои, а сам знал, что Илона на самом деле лежит внизу, в этой самой палате… Я понимал, что должен отключить её от аппаратов. Но для себя решил: перед этим она мне поможет. Ничто не должно пропадать зря.

Меня замутило от отвращения. Я не хотела слушать про всю эту мерзость дальше, но приходилось.

— Я испытывал на ней различные препараты, которые изобрёл сам. Также проводил другие и эксперименты. Все они в основном касались нейрореабилитации. В таком состоянии Илона представляла собой… чрезвычайно интересный объект. И мне было хорошо с ней. Мы вновь занимались вдвоём любимым делом — наукой. Пусть она этого и не осознавала… К сожалению, через три месяца все возможности её организма были исчерпаны, и мне пришлось-таки с ней попрощаться. Я был подавлен, когда отключал её от приборов жизнеобеспечения. Но перед тем, как сделать это, пообещал ей: она никуда от меня не уйдёт. И я выполнил обещание… Она осталась здесь. Бо́льшим, чем просто набор образцов. Её органы, образцы тканей и даже скальп, из которого я сделал прекрасный парик.

Филин указал на угол позади меня. Я не стала оборачиваться, помня и так, что там находились волосы Илоны. Те, которые он вчера заставил меня носить… Я подавила рвотный позыв.

— Все её личные вещи я собрал и перенёс сюда, к ней. Навещаю её… Но знаешь, что я вынес