Протянув руку, отбросившую на экран гигантскую черную тень, Острог показал Грэхэму место, где находилась комната, в которой тот был заключен, и проследил весь проделанный им путь. Грэхэм узнал пропасть, через которую он перебирался, и место, где он прятался за ветряным двигателем от летательной машины. Остальная часть его пути была разрушена взрывом. Он снова взглянул на дом Белого Совета. Здание медленно исчезало с экрана; на смену ему из тумана выплыли увенчанные куполами и башнями здания, расположенные по склону холма.

– Итак, Белый Совет свергнут? – спросил он.

– Свергнут, – ответил Острог.

– И я… неужели правда, что я?..

– Да, вы Правитель Земли.

– Но что это за белый флаг?

– Это знамя Белого Совета, символ владычества над миром. Оно сейчас падет. Борьба уже кончилась. Их атака на театр была последней отчаянной попыткой. У них осталось не больше тысячи человек. Многие уже перешли на нашу сторону. У них не хватает боевых припасов. А мы воскресили военное искусство прежних лет. Мы пустили в ход пушки.

– Но постойте. Разве этот город – весь мир?

– Это почти все, что еще осталось у них от огромной империи. Остальные города тоже подняли восстание или ожидают исхода борьбы. Ваше пробуждение смутило их, парализовало.

– Но разве у Совета нет летательных машин? Почему они не пустят их в ход?

– Конечно есть. Но большая часть аэронавтов примкнула к нам. Правда, они боятся выступить за нас, но не смеют идти и против нас. Мы их раскололи. Половина аэронавтов за нас, а остальные знают это. Кроме того, им известно, что вы бежали от погони. Час назад мы расстреляли того человека, который пытался убить вас. Наконец, мы заняли все аэродромы и захватили аэропланы; что касается небольших летательных машин, которым удалось ускользнуть, то мы подвергли их такому сильному обстрелу, что они не осмелились даже приблизиться к дому Белого Совета. Если летательная машина опустится на землю в городе, то она уже не сможет снова подняться, так как здесь нет места для разбега. Часть мы уничтожили, другие опустились и принуждены были сдаться, остальные улетели на континент в надежде достичь дружественного им города, если только у них хватит горючего. Многие из аэронавтов были рады попасть в плен. Не очень-то приятно быть сбитым и кувырнуться вниз. Нет, Белому Совету нечего ожидать помощи. Его час пробил.

Он засмеялся и повернулся к экрану, чтобы показать Грэхэму аэродромы. Хотя ближайшие из них находились, по-видимому, далеко и были окутаны утренним туманом, Грэхэм все же понял, сравнив их с окружающими постройками, что они очень обширны.

Когда смутные очертания исчезли с экрана, показалась толпа обезоруженных полицейских, проходящих по какой-то площади. Затем снова черные развалины и осажденная твердыня Белого Совета. Теперь она казалась уже не туманной, а золотилась в лучах солнца, вышедшего из-за туч. Борьба все еще продолжалась, но красномундирные защитники уже не стреляли.

В сумрачном молчании долго еще созерцал человек девятнадцатого столетия заключительную сцену великого восстания, государственного переворота. Он подумал с замиранием сердца, что этот мир – его мир, а тот, старый, остался позади. То, что он видит, не какое-нибудь театральное представление, которое закончится, когда наступит развязка. Нет, в этом мире ему предстоит жить, выполнить свой долг, подвергаться опасностям и нести бремя тяжкой ответственности. Он повернулся, желая задать Острогу вопрос. Острог начал было отвечать, но потом сказал:

– Все это я объясню вам впоследствии. Прежде всего дела. Народ из всех частей города стремится сюда по движущимся путям, все рынки и театры полны. Вы явились как раз вовремя. Народ хочет видеть вас. За границей тоже хотят видеть вас. Париж, Нью-Йорк, Чикаго, Денвер, Капри, тысячи других городов волнуются и хотят видеть вас. Столько лет ждали вашего пробуждения, а когда наконец вы проснулись, им трудно поверить.

– Но не могу же я быть везде.

Острог ответил с другого конца комнаты. Снова вспыхнул свет, и изображения на овальном диске поблекли и исчезли.

– У нас есть кинетотелефотографы. Когда вы покажетесь здесь, вас увидят мириады мириад народа, собравшегося в темных залах мира. Правда, не в красках, а в контурах и в тенях. Вы даже услышите их приветственные крики, которые сольются с криками, доносящимися из нашего зала. Для этого служит особый оптический прибор, показывающий публике артистов и танцовщиц. Он, вероятно, неизвестен вам. На вас направляют сильный свет, а зрителям видны не вы сами, а ваше увеличенное изображение на экране; любой зритель в самой отдаленной галерее может пересчитать у вас ресницы.

– Как велико теперь население Лондона? – вдруг спросил Грэхэм в порыве любопытства.

– Двадцать восемь мириад.

– Сколько же это составит?

– Более тридцати трех миллионов.

Грэхэм никак не ожидал такой цифры.

– Вам необходимо будет что-нибудь сказать, – продолжал Острог. – Не речь, как в ваши времена, а что-нибудь короткое, у нас это называется спичем, какую-нибудь фразу, всего шесть-семь слов. Этого требует церемониал. Например: «Я проснулся, и мое сердце с вами». Вот чего они от вас хотят.

– Как вы сказали? – спросил Грэхэм.

– Я проснулся, и мое сердце с вами, – повторил Острог. – И царственный поклон. Но сначала вы должны надеть черную мантию, черный – это ваш цвет. Согласны? А затем они разойдутся по домам.

Грэхэм колебался.

– Я в ваших руках, – произнес он наконец.

По-видимому, Острог был того же мнения. Подумав немного, он обернулся к занавесу и, обращаясь к невидимому подчиненному, произнес несколько слов.

Через минуту подали черную мантию, такую же, как та, которую накинул на себя Грэхэм в театре. В тот момент, когда он набрасывал ее на плечи, в соседней комнате раздался резкий звонок. Острог обратился было с вопросом к своему подчиненному, но потом, передумав, откинул занавес и вышел из комнаты.

С минуту Грэхэм стоял рядом с застывшим в почтительной позе секретарем, прислушиваясь к шагам удаляющегося Острога. Он услыхал, как тот что-то быстро спросил, ему ответили и кто-то побежал. Занавес заколыхался, и опять появился Острог; он был взволнован, лицо его пылало. Подойдя к стене и нажав кнопку, он выключил свет. Затем, взяв Грэхэма за руку, показал на экран.

– С ними покончено, – сказал он.

Грэхэм увидел его колоссальный указательный палец над домом Белого Совета. В первый момент он ничего не понял. Затем заметил, что на флагштоке уже не развевается белый флаг.

– Что это означает?..

– Белый Совет сдался. Владычеству его пришел конец! Смотрите! – воскликнул Острог, указывая на черное знамя, медленно, толчками поднимающееся