Вырабатывалась оценка деятельности представителей Советов в правительстве. Большевики внесли проект резолюции, где говорилось, что «социалистические министры прикрывают, посредством ни к чему не обязывающих обещаний, ту же самую империалистическую и буржуазную политику». Предлагали Советам брать власть в свои руки. Меньшевики-интернационалисты в своем проекте заявили, что Временное правительство в новом составе не является «действительным органом революции».

В принятой же большинством съезда резолюции предлагалось создать «единый представительный орган всей организованной демократии России» из представителей съездов рабочих и крестьянских депутатов, перед которыми были бы ответственны министры-социалисты Временного правительства. «Переход всей власти к Советам в переживаемый период русской революции значительно ослабил бы ее силу, преждевременно оттолкнув от нее элементы, еще способные ей служить, и грозил бы крушением революции»[1555]. Резолюция была за все хорошее против всего плохого, предлагая совместить несовместимое: «проводить дальнейшую демократизацию армии — и укреплять ее боеспособность», согласовать «требования организованных трудящихся масс» с «жизненными интересами подорванного войной народного хозяйства». Закончились пятидневные прения о власти резолюцией доверия коалиционному правительству.

Со следующего дня, 9 июня, начались дебаты о войне. Степун не в восторге: «Многочасовой доклад скучно читал хриплый Дан-Гуревич. Снова в многодневных прениях выступали все ораторы от Керенского до Ленина. Казалось, что перед тобой вертится какая-то словесная карусель. Было и безнадежно скучно и предельно страшно: как раз в эти дни на Юго-Западном фронте шли последние подготовления к наступлению, а по Петрограду расползались слухи о готовящемся выступлении большевиков в целях свержения Временного правительства…»[1556]. Троцкий констатировал: «Патриотизм отсырел и давал лишь ленивые вспышки»[1557].

Ленин своим выступлением немного оживил обстановку:

— Империализм есть последняя ступень в развитии капитализма, когда он дошел до того, что поделил весь мир и в мертвой схватке схватились две гигантские группы. Либо служи одной, либо другой, либо свергай обе эти группы, никакого иного пути тут нет… Для нас сепаратный мир является соглашением с немецкими разбойниками, потому что они грабят так же, как другие… Мы говорим: выход из войны только в революции… Никакого мира с немецкими капиталистами и никакого союза с английскими и французскими[1558].

Но еще большее оживление внесли новости с улицы. Сначала это была стычка с анархистами на даче Дурново, вокруг которой уже давно разгорались страсти. Дурново в 1905 году был губернатором Москвы, и его имущество было заманчивой целью для революционеров. Дачу превратили в своего рода дом отдыха для профсоюза пекарей и отряда народной милиции — с комнатами для чтения, детской игровой площадкой и т. д. Войтинский впервые «услышал о них как о безобидных чудаках, чуть ли не толстовского склада; никто не видел преступления в том, что эти бездомные люди поселились на пустой даче бывшего министра». Но 5 июня отдыхавшие на этой даче произвели вооруженный налет на типографию газеты «Русская воля». Лишь вмешательство делегатов съезда Советов, поспешивших на место происшествия, предотвратило кровопролитие. Типография была освобождена, анархисты разоружены и отправлены после словесного внушения на все четыре стороны. После этого министр юстиции Переверзев предписал анархистам в 24 часа очистить дачу Дурново.

Это распоряжение, изданное с согласия Исполкома, «оказалось искрой, зароненной в пороховой погреб». 8 июня на Выборгской стороне вспыхнула забастовка; в парке, окружавшем дачу, собрался огромный митинг, постановивший силой оружия защищать народное достояние против посягательств капиталистического правительства; на улицах появились группы вооруженных рабочих. Съезд должен был прервать обсуждение вопроса о войне и заняться положением в Петрограде. Большевики защищали поднимавшуюся из Выборгского района забастовочную волну. Большинство делегатов осуждало беззакония и захват имущества «без согласия его владельцев», вынеся соответствующую резолюцию. Но она только раззадорила протестовавших. К вечеру 9 июня на даче Дурново собрался забастовочный комитет из представителей 90 фабрик и заводов[1559].

Большевики и так готовились 10 июня поднять весь Питер, а тут такой подарок. Был тут же брошен клич морякам Кронштадта. Иван Петрович Флеровский, член Петроградского и Кронштадтского Советов, рассказывал: «9 июня в Кронштадтском комитете РСДРП была получена телефонограмма ЦК партии, предлагавшая призвать кронштадтцев к участию в демонстрации 10 июня… Каждодневно на Якорной площади часов в 5–6 начинался митинг. Как правило, митинг открывал член Кронштадтского комитета большевиков Кирилл Орлов, неутомимый агитатор, способный говорить длиннейшие речи на текущие политические темы… Меньшевикам, эсерам здесь не было места… Митинг достиг нормальных размеров — не один десяток тысяч уже сгрудился на площади. Призывы Кирилла к демонстрации принимались гулом одобрения. Я полагал… на этом закончить митинг, дабы дать возможность матросам выспаться и пораньше утром приготовиться к посадке на суда. Посадка 10–20 тысяч (а поехало бы никак не меньше) должна была занять часа 2–3, значит, с пяти утра надо было начинать. Но товарищи настаивали на моем выступлении… Одно ярко стоит в памяти — это тысячи горящих глаз, мощный ток энергии, излучаемый ими…»[1560].

Однако вечером о планах большевиков стало известно президиуму Исполкома Совета: как рассказал Войтинский, «рабочие типографии, где печаталась «Правда», передали нам корректурный оттиск еще не вышедшего номера газеты». Основными лозунгами, с которыми предлагали выходить большевики, были: Долой царскую Думу! Долой десять министров-капиталистов! Вся власть Всероссийскому совету рабочих и крестьянских депутатов! Да здравствует контроль и организация в промышленности! Пора кончить войну! Ни сепаратного мира с Вильгельмом, ни тайных договоров с французскими и английскими капиталистами! Хлеба, мира, свободы!

Руководители Исполкома поспешно созвали в Таврическом дворце военную секцию Петроградского Совета. Богданов и Войтинский сделали доклад о положении в городе. «Настроение собрания было вялое… Почти без прений приняли предложенную мной резолюцию, объявлявшую дезорганизаторским актом назначение демонстрации без ведома представительного органа революционной демократии»[1561]. Ночью состоялось экстренное заседание съезда Советов. «Чхеидзе, который умел пугаться и склонен был поэтому пугать других, заявил гробовым голосом: