Обеденный перерыв в Министерстве давно закончился, и пора было возвращаться за справкой. Уходить не хотелось. Квиррелл поднялся, собираясь прощаться и неохотно натягивая на голову капюшон.

— Минуточку, — остановил его Блэк, протягивая руку к темной ткани, — Нельсон линяет, у вас пушинки в волосах... Еще подумают, что вы побывали в курятнике!

— У меня нет волос, — Квиринус постарался, чтобы ответ не прозвучал грубо.

— А за что же тогда зацепился птичий пух? — хитро улыбнулся Мариус. — Вы темно-русый, почти как мой сын. Он иногда заглядывает ко мне...

— Скажите, а в этом доме есть свободные квартиры? — удачная мысль пришла как нельзя вовремя. Жить там, где не будет жалостливо-презрительных взглядов, слушать долгими вечерами удивительного старого выдумщика, спокойно заканчивать работу, зная, что лавка Хью в двух минутах ходьбы, без долгих поездок — что может быть лучше? Кроме того, у него смогут бывать Сивилла и Северус...

— В этой квартире две спальни, — ответил Блэк. — Одну занимаю я, другая свободна. Вы не похожи на гуляку и буяна, мистер Квиррелл... и на богача, кстати, тоже. Мы с Нельсоном будем вам рады.

Обратный путь в Министерство показался Квиринусу на удивление коротким.

Глава 64. Новые знакомства

— Тергео.

Чужая злоба черными струйками дыма поднимается над страницами рукописи. Буквы, похожие на змеиные зубы, исчезают без следа под действием очищающего заклинания. Остается только почерк автора... И так страница за страницей. Пометок, продиктованных Волдемортом, больше не должно быть в работе Квиринуса, которой отдано десять лет его жизни.

Палочка действует сама, уже не нуждаясь в словесном сопровождении, давая хозяину время подумать.

Когда ты изо дня в день используешь магию, это становится чем-то естественным и незаметным, подобно способности говорить, двигаться... Но однажды просыпаешься немым или обезноженным. Как с этим жить? И как в твоем присутствии вести себя тому, кто помнит тебя... нормальным?

Тем майским утром Северус в самый последний момент вспомнил, что рукопись, хранившаяся в тайнике, вся исчеркана. Хорошо, что по дороге попалась укромная ниша и все удалось сделать в каких-нибудь четверть часа.

Квиринус радостно схватил свои бумаги, принялся листать... Руки замерли, он поднял на друга смущенный взгляд:

— Спасибо.

— Если потребуется что-то еще... — начал Снейп и не завершил фразы: смущение быстро сменялось досадой.

— Постараюсь обойтись без магии. В экспедиции же как-то выживал без нее.

В сумерках он вместе с родителями вышел из Хогвартса и с их помощью аппарировал в Ньюарк. На прощание попросил отложить все визиты к нему хотя бы на неделю.

Сивиллы хватило на четыре дня. Вернувшись, она сразу отправилась к Помфри — отпаиваться чаем и делиться впечатлениями. Поппи настояла на том, чтобы при ее рассказе присутствовал Северус.

— Он все время молчит. Спрашивают — отвечает что-нибудь односложное или не отвечает вовсе. Мать в слезах, весь дом сердечными каплями пропах. А еще — рисует. Готовое бросает на пол. Потом может по ним пройтись, как по мусору... Я подобрала несколько рисунков.

Черно-белый мир замер в беззвучном крике. Разорванные клыкастые пасти, костлявые лапы когтят истекающие смолой глаза без зрачков... Помфри содрогнулась и отложила листки на стол.

— Как он воспринял твое появление? — спросил Снейп.

— По-моему, сначала разозлился, — призналась Трелони, — потом перестал обращать внимание. Вот родители мне обрадовались: хоть с кем-то можно поговорить по-человечески. Ты к ним заглянешь, Северус?

Он кивнул и снова взялся рассматривать рисунки. В болезненно искаженных линиях, в ломаных контурах все явственнее проступало лицо, в разных положениях, но одно и то же — лицо самого Квиринуса, превращенное в кошмарную карикатуру.

Через несколько дней сова от Квирреллов принесла ему письмо. Одна короткая строчка: «Жду».

* * *

Дамблдор, помнится, советовал смириться с непоправимостью некоторых вещей. Не сразу, но разум согласился со словами более старшего и опытного. Протестовала только совесть. Совесть не желала ничего знать и заставила Северуса признаться во всем: и в былом отвращении, и в ненависти, и в разговоре у зеркала Еиналеж после борьбы с Поттером.

Квиринус не перебивал его. Только раз дернул щекой, узнав, что его предлагали добить. Потом, точно забыв о том, что в комнате он не один, принялся наводить порядок, собирая разбросанные по столу листы бумаги, исчерканные углем.

— А если я сейчас скажу, что с меня хватит, что быть сквибом невыносимо, и попрошу у тебя яду — дашь? — не отрываясь от своего занятия, странно спокойным голосом спросил он.

— Я дам тебе веревку и предложу удавиться в моем присутствии, — устало огрызнулся Снейп. — Подыхать так подыхать, тут деликатничать нечего.

— И ты, наконец, напишешь на плите розового мрамора свою дивную эпитафию! — неожиданно хохотнул Квиринус и кивнул на стопку своих рисунков: — вот мой яд, петля и прочие прелести суицида. Перебивался малеванием в первые дни, когда давило сильнее всего. Сиби утащила несколько картинок, видел? Но сейчас мне не до них: у матери совсем плохо с сердцем, да и отец заметно сдал. Ты мог бы помочь с зельями?

Волшебники, как известно, живут долго и магловскими недугами страдают крайне редко. В госпитале Святого Мунго развели руками и посоветовали обратиться в какой-нибудь кардиоцентр. Трелони также вызвалась помогать, и лето для всех троих пролетело незаметно в перемещениях между Хогвартсом, Лондоном и Ньюарком, в рысканье по магическим и магловским аптекам и в регулярных визитах в «Гринготтс» — единственное место в Лондоне, где меняли галлеоны на фунты стерлингов.

В августе миссис Квиррелл почувствовала себя лучше и вернулась домой. Когда все более или менее утряслось, Квиринус сообщил, что подыскал себе в Лютном отдельное жилье.

* * *

— Блэк? Ты сказал, его фамилия Блэк? — Снейп даже замедлил шаг. Этого оказалось достаточно, чтобы их с Квирреллом начали чувствительно толкать прохожие, которых по случаю воскресного дня