Шрифт:
Закладка:
— А откуда взялся наркотик?
— Варава не знает и уверяет, что в таком количестве и с подобным эффектом его в рыбе быть не должно. Особенно после тушения. Тут я согласна, наркотик при обработке высокой температурой быстро теряет свойства и этот момент пока непонятен.
— Подожди. Получается…
— Да, кроля призналась, что «измененные» иногда используют Черный лотос. В том числе и как возбуждающее средство. Привыкания у них он не вызывает. Собственно говоря, культу Смерти взрослые и попались, когда случайно нашли его делянку в горах, а затем, не зная о принадлежности, собрали немного цветов.
— Для чего?
— Тебе повезло. Я спросила. Во время речной ловли пыльца смешивается с приманкой из жира, и рыба, дурея, сама лезет в сети.
— Оригинально. Кстати, а что взрослые кролики думают про лечение Д’Алиона? Мне они ничего не сказали, злости и обиды не ощутил, но мало ли.
— Ну… как я поняла, «измененные» достаточно свободно относятся к «таким» отношениям. К тому же все девушки уже прошли через второе совершеннолетие и имели полное право сами решать с кем и когда. Варава, вообще, горда своей дочерью и рада, что она спасла чью-то жизнь. Хотя немного расстроена ее забывчивостью, ведь, как я говорила — травы известны и в кладовке были. Впрочем, та настойка, естественно, не помогла бы. Правда, есть и другая сторона.
— Какая?
— Согласия от самого Родерика не было, а это по правилам «измененных» весьма тяжелый проступок, пусть и имеющий серьезное оправдание. У нас в империи тоже по отношению к подобному действию довольно жесткие законы, но все решается обычно деньгами или отсутствием обвинений, а здесь… я видела, как кроли уже пошли нарезать себе лозы. Рыба с наркотиком, кстати, является отягчающим обстоятельством. Ловить ее, оказывается, пока взрослые не вернутся, было запрещено. Впрочем, вопрос с наказанием вроде как отложен до выздоровления рыцаря.
— Ого! Неожиданно.
— Только не говори, что ты не решил также по отношению к Таше и Тише?
— Кхм. Признаю. Раз собрались стать женами, то и отвечать за свои поступки должны теперь перед будущим мужем. Включая глупую попытку сбежать от тех старых авантюристов на поиски этой деревни, из-за чего мы не успели застать их на ферме. И Тошина к Родерику отправлю, ведь именно его излишнее любопытство стоило нам всем еще пары дней дополнительных мучений в неизвестности и беготни по горам.
— Неужели так сильно хочешь пораньше снять с себя ответственность?
— Конечно, нет! Просто… для них сейчас это будет лучший вариант. Я ведь не сдержусь, а потом тебе придется долго лечить пострадавшие места.
— Какой жестокий.
— Скорее мечтаю, чтобы они на наших с тобой могилах сажали цветы, а не наоборот.
— М-да. Возразить-то даже нечего. Слушай, а если Д’Алион откажется? Я в первую очередь про свадьбу с девочками, прости уж за откровенность.
— Согласен, такое вполне возможно. Только уговаривать не буду. И точно не огорчусь. Ладно, хватит разговоров. Пойдем лучше, действительно перекусим. Запах больно вкусный идет, и Лана давно приглашала. Рыбы, надеюсь, не будет.
— Ага. У нас с Куртом проблем с «этим» точно нет.
— Не сомневаюсь.
— Кстати, обратил внимание, как на тебя та староста смотрела, когда приглашала к себе ночевать? Кажется, ее зовут Машара.
— И?
— Варава сказала, что у нее нет мужа.
— Кто-то слишком много говорит…
— Так я ради вас стараюсь, командир!
— Ну-ну. Пошли уж.
Дом Кроши. Поступки и последствия
Тошин уже привычно сидел на крыльце, держа на коленях Эрику. Приятные ощущения в забравшихся под платье ладонях, спрятавшееся за плечом лицо. Удобная поза, позволяющая в любой момент дотянуться губами и поцеловать милое розовое ушко. Неожиданно обретенное счастье, которое он никогда не отпустит.
К сожалению, посидеть в уединении не получалось. Сначала несколько прибежавших кролей, смущенно попросив прощения, принесли ведра с водой и заполнили стоявшую у крыльца узкую кадушку. Потом они же, спустя некоторое время пришли и положили туда по небольшому пучку лоз, перевязанных разноцветными ленточками. Затем потихоньку потянулись другие. Место скоро кончилось, и кто-то притащил вторую кадушку.
Недоумевал Тошин недолго и быстро сообразил, для чего могли предназначаться прутья, тем более его самого вскоре ожидало одно неприятное событие и пара или больше ночей на животе. Дядя Мишель обожал тройняшек, но был довольно строгим опекуном, а набедокурил парень прилично, отрицать бессмысленно. Однако такой энтузиазм и радостные лица появляющихся ушастых девушек немного смутили, но от вопросов они в прямом смысле слова убегали.
Первые объяснения появились, когда Кроша, которая, отказавшись от помощи, готовила в доме одно из блюд для вечернего празднества, в какой-то момент вышла на крыльцо передохнуть. Увидев кадушки и очередных кролей с лозами, она громко завопила:
— Вы чего их ко мне тащите?! Хватит, взрослые теперь. Вон отсюда!
— Староста сказала, что еще не считается. Только после наказания.
— Вот гадина! Я же объявила про снятие обязанностей. У меня теперь два людских мужа есть. Ими заниматься буду!
— Это… она просила передать, что пока собрания не было, ты все еще на своей должности. Прости.
— Старая с***! Но разве не к мужу Ланы, вы должны идти? Перед ним ведь виноваты!
— Ну, Кроша. Мы не хотим ждать, когда он полностью выздоровеет! Пожалуйста, ты же обещала!
— Дуры! Уговор про рыбу был! Так и скажите, что боитесь. Ладно, сама у него спрошу. Но поблажки не ждите. Сколько принесли, все использую, ясно?
— Да! Спасибо. А когда?
— Завтра с утра. Позднего. Раньше даже не вздумайте появляться. И остальным передайте. Теперь брысь отсюда пока дополнительных не нарезала!
И тут, повернувшись от бросившихся бежать девушек к Тошину с Эрикой, маленькая кроля неожиданно довольно нелепо проворковала:
— Дорогие муженьки, не хотите попробовать, что я приготовила? А может… простыни свежие проверим?
Подумав, Тошин решил, что с него не убудет, тем более Эрика тоже явно заинтересовалась услышанным. Пересадив ее на крыльцо, он поднялся, подхватил покрасневшую Крошу на руки, а затем спросил, старательно копируя так врезавшуюся в память интонацию:
— Любимая, не подскажешь, о чем сейчас был разговор?
Естественно, судорожно задышавшая кроля, чуть ли не сразу начавшая рвать на рубашке пуговицы, отказать в такой малости не смогла.
Чуть позже. Мягкая кровать, закрытые ставни…
— А если Родерик скажет, что прощает? Ведь жизнь же ему спасали!