себя в сотне ассоциаций и обществ, посвященных образованию, науке, философии и реформам. По важнейшим вопросам оно выражало себя в общественных собраниях и пользовалось правом подачи петиций, гарантированным английским законодательством; а когда оно слишком сильно ощущало руку олигархического государства, оно переходило к сопротивлению как к последней стойке терпеливых англичан; не раз по сельским и городским улицам проносились здоровые бунты.

Правительство было аристократическим, но, по крайней мере, вежливым; оно передавало манеры, проверяло причуды и поддерживало стандарты вкуса, противостоящие варварству в искусстве и суеверию в вере; оно поддерживало несколько добрых дел и не давало умереть с голоду своим великим поэтам. Там был периодически безумный король, но его когти были обрезаны, он стал беспомощно милым, и он служил символом национального единства, средоточием национального пыла и гордости; казалось, нет смысла убивать миллион человек, чтобы сместить столь полезного церемониймейстера. После поклона или двух поклонов англичанин мог следовать своему настроению, идти своим путем, если он не настаивал на равных правах сапожников и баронетов принимать законы страны. «В Англии, — отмечала мадам де Сталь, — оригинальность дозволяется отдельным людям, настолько хорошо регулируется масса»;67 Именно навязанный порядок позволил расцвести свободе.

Давайте посмотрим, как это сочетание работает в искусстве, науке, философии, литературе и государственном управлении. Только тогда картина английской жизни 1800 года будет, в наших пределах, справедливой и полной.

ГЛАВА XVII. Искусство в Англии

I. ХУДОЖНИКИ

Слова «искусство» и «художник», которые во времена гильдий применялись к любому ремеслу или ремесленнику, изменили свое значение в XVIII веке, когда ремесла и гильдии сменились промышленностью и рабочими; теперь они применялись к практике и практикам музыки, декора, керамики, рисунка, гравюры, живописи, скульптуры и архитектуры. Точно так же слово «гений», которое раньше означало некое врожденное и характерное качество или некий сверхъестественный дух, теперь все чаще обозначало трансцендентные врожденные способности или их обладателей; подобно чуду и божьему промыслу, оно стало удобной заменой естественного и конкретного объяснения необычного человека или события.

Переход к промышленности, торговле и городской жизни привел к дальнейшему упадку аристократического покровительства искусству; однако следует отметить, что состоятельные люди поддерживали Вордсворта и Кольриджа, а лорд Эгремонт открыл Тернеру свое поместье в Петворте как убежище от Лондона. Георг III помог основать (1768) Королевскую академию искусств, подарив пять тысяч фунтов стерлингов и прекрасные покои в Сомерсет-Хаусе. Сорок ее членов не стали автоматически бессмертными, как их французские образцы, но они были возведены в дворянство с титулом (э) сквайра, и хотя их новое достоинство не могло быть передано потомству, оно помогло улучшить социальное положение крупных художников в Британии. Академия организовывала занятия по анатомии, рисунку, живописи, скульптуре и архитектуре. Учреждение, поддерживаемое консервативным монархом, неизбежно становилось цитаделью традиций и респектабельности. Новаторские художники осудили ее, стали настолько многочисленными и завоевали такое признание, что в 1805 году некоторые дворяне и банкиры профинансировали организацию Британского института развития изящных искусств, который проводил периодические выставки, присуждал премии и составлял живую конкуренцию Королевской академии. Направляемое, возмущаемое и подпитываемое этими соперничающими силами, британское искусство создавало превосходные произведения во всех областях.

Нет, музыка была исключением; в этот период она была бедна запоминающимися композициями. Англия остро осознавала этот недостаток и в какой-то мере компенсировала его щедрой оценкой композиторов, приезжавших к ней с континента; так, она оказала теплый прием Гайдну в 1790 и еще раз в 1794 году. Королевское филармоническое общество было основано в 1813 году, пережило промышленную революцию, Французскую революцию, двух Наполеонов и две мировые войны и до сих пор существует как один из элементов постоянства в неисчислимом потоке.

Малые искусства процветали без особых изысков. Они продолжали производить элегантную, но прочную мебель, мощные или причудливые изделия из металла, а также красивую керамику. Бенджамин Смит отлил из железа нарядный канделябр для подарка лондонским властям герцога Веллингтона.1 Джон Флаксман, помимо классических эскизов для керамики Веджвуда, создал знаменитый Трафальгарский кубок в честь победы Нельсона,2 Он был и скульптором, и архитектором массивного памятника Нельсону в соборе Святого Павла.

Скульптура, однако, была почти второстепенным искусством в Англии, возможно, потому, что она поддерживала наготу, несовместимую с национальным климатом и моралью. В 1801 году Томас Брюс, седьмой граф Элгин, будучи британским посланником при Порте, уговорил турецкие власти в Афинах разрешить ему убрать с Акрополя «любые куски камня со старыми надписями или фигурами на них». Поступив как лорд, лорд Элгин снял большой фриз Парфенона и множество мраморных бюстов и перевез их на корабле за кораблем в 1803–12 годах в Англию. Байрон и другие осуждали его как алчного вандала, но он был оправдан комитетом парламента, и «мраморные скульптуры Элгина» были куплены нацией за 35 000 фунтов стерлингов (гораздо меньше, чем Элгин заплатил за них) и переданы на хранение в Британский музей.3

II. АРХИТЕКТУРА

Мраморы поддержали классическую волну против готической ряби в войне архитектурных стилей; тысячи колонн — дорических, ионических или коринфских — выступили против любительских усилий Уолпола и Бекфорда восстановить остроконечные арки и возвышающиеся бойницы, столь дорогие средневековым рыцарям и святым. Даже в светских сооружениях колонны победили; Сомерсет-хаус сэра Уильяма Чемберса (1775 и далее) — это разросшийся Парфенон, а многие загородные дома похожи на греческий перистиль, охраняющий римский дворец; пусть особняк Джеймса Уайетта в Эшридж-парке (1806–13) послужит величественным примером такого рода. В 1792 году будущий сэр Джон Соан, сын каменщика, начал перестраивать Банк Англии за коринфским портиком, сочетая арку Константина с храмом Солнца или Луны.

Готическое возрождение, начало которому положил «Земляничный холм» Горация Уолпола (1748–73), не смогло устоять перед лавиной колонн, куполов и фронтонов. Уильям Бекфорд стал романтическим героем этого средневекового транса. Богатый отец, дважды становившийся мэром Лондона, дал ему больше образования, чем он мог вынести: он получал уроки игры на фортепиано у молодого Моцарта, архитектурное образование у сэра Уильяма Чемберса и историю в рамках Гранд-тура. В Лозанне он приобрел библиотеку Эдварда Гиббона.