работ он отправил в Академию, которая предложила ему поступить в ее школу. Так в 1799 году он вернулся в Лондон, поддерживаемый отцовским пособием и поощряемый Бенджамином Уэстом. В том же году его коллега-художник Ричард Рейнагл написал его привлекательный портрет.

Возможно, он читал стихи Вордсворта о пейзажах вокруг озера Уиндермир, ведь он тоже видел Бога в каждом листочке. В 1806 году он совершил путешествие по Озерному краю, которое позволило ему изучить горы, окутанные туманом, и поля, счастливые под безмятежными дождями. Он вернулся в Лондон, укрепившись в своем намерении посвятить свое искусство природе. О своих пейзажах он говорил, что надеется «придать одному краткому мгновению, выхваченному из мимолетного времени, длительное и трезвое существование».11 Тем временем он получал случайные заказы, которые обеспечивали его едой и жильем. Наконец, в 1811 году он создал свой первый признанный шедевр — «Дедхэм Вейл», панораму Эссекса под полуденным солнцем.

Кажется, в том же году он влюбился в Марию Бикелл, которая приняла его ухаживания, но ее отец запретил ей опускаться до такого низкого дохода, какой получал Констебл. Только через пять лет, когда после смерти отца у него остался гарантированный доход, он решился подать иск. Отец уступил, Констебл увез свою невесту, купленную за деньги, и польстил ей портретом, который сегодня украшает стену галереи Тейт. После этого он написал лучшие пейзажи, которые когда-либо создавало английское искусство — не такие захватывающие, как у Тернера, но передающие, с любовью к деталям, с уважением к каждому листу, мир и зеленое богатство английской сельской местности. В этот счастливый период он представил на суд Академии картины «Флэтфордская мельница» (1817), «Белая лошадь» (1819), «Вьюк сена» (повозка) (1821), «Солсберийский собор» (1823) и «Кукурузное поле» (1826). Каждая из них была шедевром и заслужила похвалу.

В 1824 году он представил «Вьюнок сена» для выставки в Парижском салоне, а в 1825 году «Белая лошадь» была показана в Лилле. Каждая картина получила золотую медаль, а французские критики назвали Констебля мастером. Лондонская Королевская академия, не выдержав, наконец, дала ему полноправное членство (1829).

Эта честь пришла слишком поздно, чтобы много значить для него, поскольку в том же году умерла его жена, от туберкулеза, вероятно, усугубленного лондонской копотью. Констебл продолжал создавать такие впечатляющие пейзажи, как «Ферма Вэлли» и «Мост Ватерлоо», но почти все его поздние работы отражали неизбывную скорбь. Он носил траур до самой своей внезапной смерти.

IV. ТЕРНЕР: 1775–1851

Джозеф Мэллорд Уильям Тернер был так же горд, как и его имя, и никогда не позволял ни враждебному критику, ни разбитой любви нарушить его шествие к неоспоримому мастерству.

Он родился 23 апреля 1775 года, возможно, разделив этот день и месяц с Шекспиром. Его отец был парикмахером, чья лавка в Мейден-Лейн, за Ковент-Гарден, вряд ли подходила для роста художника-пейзажиста. По словам одного из ранних биографов,12 Мейден-лейн представляла собой «тусклое убожество», вымощенное грязью, переполненное шумным транспортом и раздираемое криками торговцев. Напротив парикмахерской находился трактир «Сидровый погребок», чьи посетители пели в пророческой атональности. К этому следует добавить, что сестра Уильяма скоро должна была умереть, а мать сойти с ума. Природа и обстоятельства немного исправили ситуацию, наделив мальчика твердым характером и волей, реалистичным умом и непоколебимой уверенностью в себе, которые, соединившись, на протяжении семидесяти шести лет противостояли кризисам, критикам и микробам.

Его отец увидел в нем признаки таланта, не приспособленного к жизни в Мейден-Лейн. Он отправил Уильяма в возрасте десяти лет жить к дяде и посещать школу в Брентвуде, Мидлсекс. В течение двух лет мальчик создал рисунки, которые его гордый отец развесил в парикмахерской и вокруг нее, а также выставил на продажу. Один из покупателей, священнослужитель, порекомендовал некоторые из них своему другу-академику. Вскоре Уильяма отдали на испытание в Академию; он хорошо справился, в четырнадцать лет его приняли в студенты, а через год разрешили показать акварель на выставке.

В каникулы, в 1789–92 годах, он путешествовал по сельской местности со своим этюдником, заезжая далеко, в Оксфорд, Бристоль, Уэльс; эти его жадные зарисовки земли, солнца и моря до сих пор можно увидеть в Британском музее. В девятнадцать лет он продавал свои рисунки в журналы, в двадцать один начал выставлять свои картины маслом в Академии, в двадцать четыре был избран ассоциированным, а в двадцать семь — действительным членом. Став экономически независимым благодаря продажам, он открыл (1800) просторную студию на Херли-стрит, 64; там же поселился его отец в качестве сопровождающего и делового агента. Эта любовная связь хорошо гармонировала с нежеланием художника жениться. Он не был привлекателен ни физически, ни внешне, и не обладал особым шармом манер. Он был человеком поглощенным. Почти полвека он доминировал в английском искусстве, подавляя конкурентов обилием и блеском своих работ.

Биографы облегчают задачу его понимания, разделяя его на три периода. В первый (1787–1820) он склонялся к историческим сюжетам, но трансформировал их в исследования солнца и моря. В 1799 году он был в числе четырех художников, которые на выставке Академии воспевали разгром Нельсоном наполеоновского флота при Абукире. В 1802 году он совершил свое первое путешествие за границу. Когда пароход приблизился к Кале, волны оказались слишком высокими и сильными, чтобы можно было причалить. Тернеру и некоторым другим пассажирам удалось добраться до берега на гребной лодке. Там он достал свой этюдник и набросал сложную сцену борьбы судна со штормом; год спустя он выставил в Лондоне свое массивное полотно «Пирс Кале», в котором в полной мере проявилась его любовь к темным тучам, сердитому морю и храбрецам. Из Франции он поспешил в Швейцарию, чтобы сделать четыреста рисунков гор, бросающих вызов небу. Его этюдники стали его второй памятью.

Когда он вернулся в Лондон, академические критики жаловались, что он кладет краски слишком густо, бездумно, путано и в комбинациях, нарушающих все здравые прецеденты; что его методы игнорируют нормы, которым учил покойный сэр Джошуа Рейнольдс, — следовать старым мастерам и соблюдать традиционные правила. Тернер чтил память доброго диктатора, но подчинялся велениям собственного характера. Отныне он стал в искусстве самым ярким выразителем бунта романтиков против вековых тем, устаревших правил