Шрифт:
Закладка:
«Ах, мамочка, они, они вот тут играют… и будут и завтра…» Обрываюсь и глотаю слезы… — «Ну что же такого, да перестань, и в самом деле будто горе какое. Ну постыдись». Но я не могу уже и «стыдиться». И почему-то особенно трогают мое сердце эти ледяные сосульки, стаявшие за день, ушедшие, как и я. О, сколько раз переживались эти чувства в разных вариантах. Но помню однажды… мы встретили священника. И Сашенька засмеялась: «Пути не будет… погодите, еще вернемся!»
Чудом мне тогда истинным показалось это, но ведь и впрямь вернулись: что-то попортилось в банях, где нас всегда после дома мыли и велели приводить «завтра».
Все забывалось тогда, и почему-то эта лишняя ночь-подарок не была такой тягостной, как перед ней прощальная на воскресенье… Целый вечер…
Целая длинная ночь у мамы!
Ванечка, ты получил или нет мой рисунок к 22 июня? И мой «реверанс» тебе. Четыре строчки. Как ты нашел? Смородинки мои мне ничего — нравятся. У черной тебе что-то не нравится, по-моему? Я нахожу, что они лучше красных. Листва-то замятая как характерно. И то, да не то, — как и в натуре: — лист у черной и тот, — да не тот, что у красной.
Я конечно далеко не довольна ими, но все-таки ничего. Довольна я никогда своим не бываю. Но что-то в ягодках есть, что меня с ними мирит. А в могилке — нравится береза. И эта нежность мне удалась, по-моему. А?
Спасибо тебе за фотографию. Ты очень на ней хорош. И похож. Мне хочется с себя портрет написать, не фотографию… Сижу в комнатке моей, где висит твой портрет. Любуюсь. Милый, светлый, хороший Ванёк. Будь ласковым, тихим, радостным. Будь в миру, с собой. Конечно же Ольгуна тебя любит. Ты это знаешь. Отлично. Не разжигай в себе того, чего нет и не было. Я не понимаю откуда ты только все берешь. И что ты крутишь ерунду с Златицей, Светлатицей, или как ее? Ну, пусть ходит за тобой, верно она захвачена тобой. А ты Олю разогревать: «Чудесная блондинка, краситься ей не надо. Какое имя! Какие глаза!» Все «какое, какое!». Но что ты этим хочешь? Уверить меня, что тебя она зацепила? Ведь все равно не поверю. Хотел подразнить Ольку. Не надо. Не в том наше! Ну, увлекся если бы?! Больно было бы, но м. б. это тебе надо как художнику для новых искр? Я спокойна, Ваня, т. к. знаю, что и мое, и твое выше «черных чулок», и т. п.
Они (чулки) потому меня и задеть не могут. Ну, до следующего письма! Обнимаю тебя, очень нежно и голублю. Оля
[На полях: ] У тебя впечатление, что капли не помогли? Напиши мне! Это очень хороший доктор. Что у Вас делается в Париже с эмиграцией? Напиши!
Как фамилия Юли?? Напиши же! Novgorod-Seversky?
136
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
21июля 1946 Если вскроешь до Ангела, очень прошу — отложи чтение письма до полудня «Дня св. Ольги».
Светлая моя Ольгуна, всю обвиваю лаской. Весь с тобой, милый Ангел, празднично озарен. Сегодня и я тобою именинник, — Иван-да-Ольга! Вижу цветок наш — Любка-Василек. Нет такого?.. Но я-то вижу, _с_л_ы_ш_у… Поле, луговинка на опушке березняка. Сросшиеся, родные цветы, — дурманность томная — и полевое, чуть хлебное, — Любка-Василек. Как всю тебя вбираю, милая ночнушка-любка!
Только будь здорова, сильна, — так это важно для работы, зрелой, светлой.
Прелестная, дай — тихо поцеловать тебя, святая именинница, мой Ангел!
Тобой весь полон, тобой томлюсь… Как чудесно-тонко написала ты — «ДОма»! Дочего же богата твоя душа! Как хорошо — _с_о_с_у_л_ь_к_и… это нечувствие для губок — снега… дочего же _в_с_е — глубоко..! душа какая, как сумела, умница, чудеска!.. как переживаешь твою тревогу, твое горе, дитя чудесное!.. Это не «бросок», не проба: это очень глубокО-психологический рассказ, _б_о_л_ь_ш_о_й, хотя и малый по размеру. Я — в восторге, целую твою руку, твое сердце.
О, как ты мне дорога… бесценная!.. Хочу гореть тобой, — в работе, в высшем. Слышать тебя хочу, твое дыханье…
Для тебя, моя Богиня,
Я хотел бы стать Зевесом…
Если б ты была пичужкой, —
Был бы я зеленым лесом.
Станет Олечка голубкой, —
Буду сизым голубочком…
Но сегодня ты — Святая,
Буду светлым Ангелочком.
Всем с тобою стану, Оля…
Все по силам, я — художник,
Нет предела, весь я воля,
Я — что травка-подорожник.
Подорожник… — он художник:
Все следочки слышит, знает,
Все пылинки _с_о_б_и_р_а_е_т.
Только — горе-подорожник!
По дорогам много пыли…
Подорожник — чтО острожник:
Ско-лько пыли… — горькой были!..603
.
Но — мимо, мимо…
Работай смело, твори… — _с_т_в_о_р_и_т_с_я, Ж_и_в_ы_м_ _Х_л_е_б_о_м! Господь с тобою. Мо-жешь, ты сильная, ты — _д_а_р. Ты — вся _с_в_о_я, — Ты. Ты — _д_а_н_а, _з_а_д_а_н_а, для Жизни.
Посылаю тебе, мой Ангел-Ольга, светлые стихи, — в День Твой. Я распелся. Ты меня _р_а_с_п_е_л_а. Это — Wickenburgh’cкая страничка, н_а_ш_а. Буду счастлив, если она ответит на твою чудесную страничку — «Прогулка в Wickenburgh». Кланяюсь тебе, волшебная… Нашептало сердце, — светлая моя Ольгуна. Вот, прими:
Оле — в День ангела. 24.VII.1946
Июль 1941 — Июль 1946
Над Wickenburgh’ом ночь и сон,
Но в сердце — свет и ликованье.
Ты помнишь, Оля, трепетанье,
И робкий шепот — «любит _о_н…»
Ты помнишь влажное дыханье
Прудов и парка. Звездный ход.
И сердца радостный полет,
Его восторг и замиранье.
Ты помнишь… — башенка белела,
Ночного часа сонный бой,
И воздыханье — «ди-вный… _м_о_й…»
О, _к_а_к_ душа твоя горела!
Я помню… — весь в томленьи, ждал
ПисьмА, где бисерные строчки…
С каким восторгом я внимал —
«…глубОко тонут и в прудочке».
Про звезды говорила ты,
Прозрев любовью тайну эту:
Нашла глубокую замету
Небесной, Высшей, Красоты.
Предела нет Господней Воле,
Число и мера в Нем — _о_д_н_о:
И Млечный Путь, и тропка в поле,
Звезда ли, искра… — _в_с_е — _р_а_в_н_о,
Все у Него в безмерном _Л_о_н_е:
Твоя любовь, и ты сама —
Звезда Любви на небосклоне,
Светляк — и Солнце, Свет — и тьма.
«ГлубОко тонут…» Так любовь,
Угаснув здесь, — сияет в Небе:
Так _з_е_р_н_а, брошенные вновь,
Истлевши — возродятся в хлебе.
Любовь, застывшую в крови,
Мы вознесем живой на Небо, —
И зарожденное в Любви
Створится для _ж_и_в_о_г_о_ _х_л_е_б_а.
Ив. Шмелев
20. VII.1946
