твое смятение _б_ы_л_о. Мне тревожно думать, что и на этот раз, получив мое письмо, от 23. I, ты смутишься, ты снова впадешь в трепет-муку, от моих слов. Я учитываю и это, и то, что ты, м. б. загоришься и — надо же когда-нибудь решить! — найдешь в себе силы сделать решительный шаг, м. б. и бесповоротный. Моя совесть, моя сильная любовь к тебе, мое почитание тебя, мое преклонение перед тобою, моя крепкая вера в исключительность и единственность твою, моя вся нежность к тебе… — все это велит мне быть очень с тобою бережным, не просить от тебя усилий сверх твоих сил. Оля… я с открытой душой к тебе говорю: _в_с_е_ обдумай, пересмотри в себе, прежде, чем сделаешь важный шаг. Ведь, написав тебе то, что я написал в письме 23-го янв., я беру на себя огромную ответственность. Твой шаг м. б. и непоправим, для всей твоей жизни. Все обсуди. Ты меня не знаешь лично, не видала, не проверяла опытом жизни. Допускаю: мы встретились — в Париже ли, в Арнхеме ли… Нет, ты приехала, как я предполагал, ко мне. Ну, подумай… ну, а если я в каком-то отношении, ну… не подхожу тебе… ну, просто, ты увидишь вдруг, что выдуманный тобой, сотворенный в мечтах, по книгам моим, по моим ли письмам, — чем-то —, а м. б. даже и многим, — не отвечает тому душевному и внешнему образу, который ты сотворила в душе твоей?! Так это неопределимо словами, но может случиться… — тогда что же? Вот почему и говорю: Оля, ты мне дорога, превыше всего ты для меня, я уже не могу жить без тебя… Но сколько же раз ты ошибалась в твоей жизни, отыскивая «единственного»! Сколько страданий, сколько надломов в твоей душе и жизни! И если, так крепко-нежно ты уверовала, что я _д_о_л_ж_е_н_ быть тем «единственным», кого ты ждала, искала и, показалось тебе, — нашла… если вдруг ты и на сей раз убедишься в разочаровании, если я, земной, я — явь, — окажусь _н_е_ _т_е_м, кого ты выносила в себе… что же тогда? Кто может поручиться, что я — _т_о_т_ _с_а_м_ы_й? Надо все предвидеть. Да, для меня твое разочарование, новая твоя ошибка… будут тяжки, м. б. я не вынесу такого испытания… ну, речь у меня — не обо мне: о тебе речь. И я хочу остеречь тебя: поступай, дорогая, так, чтобы твой шаг ко мне навстречу не оказался непоправимым. У меня сердце сжимается, я эти ночи, с 21, когда пришло твое письмо без обращения, спать не сплю, все думаю… — и мне страшно. Не за себя, Оля. Не усмотри, умоляю тебя, в этих словах моих «уклонения», «подколесинщины», «нерешительности»… нет, это все будет неверное толкование слов моих, чувства моего. Ты для меня — дар Божий, сокровище незаслуженное: от такого дара — не откажусь, никогда. Я жду тебя, я зову тебя и я страшусь за твою судьбу. Разочароваться, не имея возможности отступить назад, вернуться — пусть в скучный, пустой уют-покой, — это что же? снова в испытания, в океан беспощадной жизни, в непосильную работу, и это с надорванными силами, м. б. _б_е_с_с_и_л_ь_н_о_й… — от этого меня бросает в тоску и ужас. Ну, просто, ни я, ни мой уклад, ни обстановка, ни все другое, ну… просто, тебе не приглянутся. Ты горда, ты самолюбива, ты очень душевно-тревожна и требовательна — к идеальному. А я могу тебе показаться «совсем не тем», кого ты ожидала! Оля, все обдумай. Я настолько старше тебя… м. б. и это ляжет в душе твоей — пусть несознанным вполне — моим недостатком. Мой пыл душевный, многое во мне — могут показаться тебе с изъянами. Мой быт и привычки могут оказаться слишком и скромными, и отличающимися резко от той внешней обстановки, материальной… с какой ты освоилась, конечно, за эти годы в Голландии. Кто знает…?! Покажусь унылым, — я не всегда бываю _ж_и_в_ы_м, я порой ухожу «в свое», скучаю мучительно… скучаю, когда во мне не строятся планы, не вяжется, не спорится моя работа… я очень — в работе — однотонен, скучен, недоволен собой и жизнью… — и это может тебе не понравиться. Да, я буду стараться так жить, чтобы ты была светла, счастлива, довольна, чтобы ты сама строила свой мир и в нем жила… — в свой-то я тебя призываю, там нет для тебя никаких преград… но ты посчитайся и со своими свойствами. Я все хочу тебе сказать, ко всему привлечь твое внимание перед решением. Какая тяжесть ответственности на мне, за тебя, самое мне дорогое ныне! Я мог тебя увлечь и своими книгами, моим внутренним миром, моими устремлениями, моими письмами, очаровать и мыслями, и чувствами, и идеалами… наконец, мог, просто, заворожить гипнозом речи, жара, страстностью моей, моим «порывом», моим поклонением тебе… и ты начала создавать меня, лепить по своему желанию, мечтам… — и вот, вдруг откроется тебе, что созданный так я — другой, как будто! Погаснет очарование, ты вдруг увидишь, что _о_п_я_т_ь_ ошиблась! Пути назад, в установившуюся обстановку за эти 4–5 лет, — уже нет. Да, я знаю, ты способна на жертвенность… ты, светло-гордая, м. б. и виду не покажешь, стерпишь… но с томлением, с горечью сознанной ошибки не справишься, затаишь в себе горечь, боль… тоску… снова начнешь искать… Вот обдумай и это. И все, связанное с решением, все последствия — для тебя и твоих, со стороны голландского дома… Я говорю тебе прямо: люблю, сильно, неизменно, мне с тобой нечего терять, с тобой — _в_с_е_ у меня; но жертвы твоей я не смогу принять, сознание будет меня терзать: твоя вина, это — через тебя… ты исказил для нее все перспективы, ввел в заблуждение, обманул ее чаяния, ты — во всем ее страдании виновен. И это обдумай, Оля. И потому я, изменяя отчасти план, сообщенный мною тебе в письме 23 янв., предлагаю: не разрывать пока окончательно с А., — это всецело твое право, _к_а_к_ поступать, — м. б. ты приедешь, не ко мне… а поселишься в отеле, приедешь на несколько дней… — не знаю, как ты все представляешь. Для меня — если забыть ответственность, — безмерное счастье — чтобы ты стала навсегда моей, Олей, с моим именем, полноправной, моей женой и хозяйкой в доме. Для тебя… если хоть малое разочарование во мне… — при сделанном решительном шаге, — последствия могут оказаться сверх твоих сил. Все продумай. Не усмотри в моих словах — умоляю! — и повторяю!! — нерешительности, колебания