недоверием относилась к интеллектуальному труду, воспринимала его как опасную лень, к которой склонны некоторые мужчины. С другой стороны, сообщая прислужнику: «Я ему скажу», она радовалась, что муж не следует ее советам.

Тогда же в «Сэцугоан» произошел небольшой инцидент.

Ночь выдалась ясной и лунной, но вор, похоже, с вечера спрятался в тени сада и ждал, пока все уснут. Мощный каменный дуб на склоне горы стал для него удобным укрытием. Той ночью в кабинетах банкеты и вечеринки шли допоздна. Вор прокрался поближе к дому, когда в прихожей было безлюдно, и несколько часов терпеливо выжидал. Курить остерегался: потом обнаружили остатки нескольких жвачек. Из этого сделали вывод, что грабитель еще молод.

Он нацелился сначала на комнату Кадзу, приоткрыл окно, но влезать не стал и не разбудил ее. В стенном шкафу находился сейф, однако вор, судя по всему, решил, что женщина, спящая в заваленной одеялами тесной комнатушке, не может быть хозяйкой.

Затем он проник в комнату, где спали жившие в доме пять служанок, наступил ботинком на что-то мягкое и после сердитого оклика сбежал, ничего не украв.

Жвачку обнаружила Кадзу. Полночи она не спала из-за шума, вызванного приездом полиции, а во время привычной утренней прогулки по саду увидела в корнях каменного дуба, освещенных солнечным лучами, что-то белое, похожее на выпавший зуб.

У Кадзу вертелась мысль, как же грабитель, увидев, что она спит, не полез в ее комнату. Она спала и ничего не знала! Это успокаивало, вызывало трепет и некоторое недовольство. Осенний утренний ветерок пробрался через боковые разрезы кимоно к груди, и Кадзу вдруг пришло в голову: а что, если вор касался ее тела? Впрочем, вряд ли. Было темно, окно лишь чуть приоткрыто. Тут уж не станешь изучать женские прелести.

Прогуливаясь в одиночестве по осенней прохладе, Кадзу внезапно разволновалась из-за своего увядающего тела. Она стойко переносила летнюю жару и завела привычку спасаться от зноя, в присутствии служанок и близких людей подставляя грудь и бедра под струю воздуха от вентилятора. А все потому, что была уверена в привлекательности своей кожи. Когда она подумала о следующем лете, ее охватила тревога. Ей казалось, что после замужества тело немного обрюзгло.

Опущенный в этот миг взгляд и зацепил в корнях дерева несколько предметов, похожих на выпавшие человеческие зубы. Присев на корточки, Кадзу внимательно их рассмотрела. Никто из гостей и служащих ресторана «Сэцугоан» не мог жевать здесь жвачку. А дети из ближайших домов в сад не заходили.

– Да это вора! – догадалась Кадзу.

В этих комочках она уловила не стремление поживиться, а время скрытного мужского одиночества, за что можно и пожалеть. В воображении возникли грубые, мощные, жадно двигающиеся молодые челюсти. Крепкими зубами этот человек перемалывал не грубую резину, а время, общество, которое не принимало его, беспокойство из-за предстоящего дела. И все это под дивным лунным светом, проникавшим сквозь крону каменного дуба.

Благодаря этим фантазиям, возникшим невесть откуда, вор, который скрылся с пустыми руками, превратился для Кадзу в незнакомого близкого друга. Молодой человек, притаившийся в лунной ночи, приобрел черты пусть и запятнанного, но подобного ангелу существа.

«Почему он меня не разбудил? Если он нуждается, я бы дала ему денег, сколько нужно. Сказал бы хоть слово!»

Отчего-то Кадзу прониклась к молодому грабителю чувствами, какие могла бы испытывать к самым близким. Такие ощущения были поистине внове для супруги Ногути Юкэна.

Она хотела позвать садовника, но передумала. Решила промолчать, никому не сообщать о жвачке, которая могла стать уликой. Содрала мох у корней и тщательно все зарыла.

Кадзу рассудила, что лучше известить Ногути о попытке ограбления, когда тот проснется, поэтому позвонила ему позднее, без спешки. Сообщив о происшествии, она добавила:

– Полицейские вели себя вежливо и учтиво. Я, пожалуй, раньше, когда в ресторане воровали, не сталкивалась с таким отношением. Все это благодаря тебе.

Это было не столько подлинное, сколько желаемое впечатление. Еще вопрос, кому полицейские выказывали учтивость – хозяйке ресторана, которой покровительствовала Консервативная партия, или ее мужу, приверженцу Партии новаторов.

Ногути, узнав о попытке ограбления, заговорил холодно и надменно. Прямо-таки посол, выслушивающий от секретаря доклад об автомобильной аварии.

– Все потому, что двери не запираете как следует, – были его первые слова.

Кадзу это разочаровало: она думала, он обрадуется, что все обошлось. Ногути, видимо, счел этот инцидент, как и многое другое, ее личным делом, и держался бесстрастно.

Кадзу подобное отношение показалось непривычно холодным, и в ее душе всколыхнулись двоякие чувства. Это был и удар по самолюбию – она долгие годы единолично и со знанием дела распоряжалась в ресторане, а к ней придираются из-за каких-то незапертых дверей, – и опасение, не догадался ли Ногути о ее странной вспышке эмоций, вызванной событиями прошлой ночи.

Впрочем, Кадзу быстро связала это раздражение с телефонным звонком.

По телефону Ногути всегда говорил подчеркнуто безличным тоном, даже если при личных встречах был вполне любезен. «Не годится, чтобы супруги беседовали исключительно по телефону. Но ведь такая жизнь с самого начала сложилась из-за меня».

Кадзу, рассеянно слушая мужа, рассматривала ногти. У основания всегда здоровых алых ногтей появилась белая лунка, а на среднем и указательном пальцах – белые волнистые линии. «По примете появится много кимоно». Мысль о пополнении уже и так немалого гардероба вдруг показалась Кадзу пустой. Ей почудилось, будто тело вдруг растаяло, исчезло.

Прижав трубку плечом, она огляделась: утреннее солнце освещало комнаты с раздвинутыми стенами, служанки старательно занимались уборкой. Клеточки-ячейки новых циновок поблескивали в лучах солнца. По ажурной резьбе неокрашенных притолочных рам, пропускавших свет и воздух, мягко плясали метелки для выбивания пыли. И в зале, и в коридорах взгляд привлекали плавные движения крепких гладких спин молодых служанок.

– Ты слушаешь меня? – Голос Ногути стал резким.

– Да.

– У меня к тебе дело. Со мной только что связались, сегодня вечером будут два важных гостя, ты должна их принять.

– Они придут ко мне в ресторан?

– Нет, ко мне домой. Приготовь ужин и приходи сюда сама.

– Но… – Кадзу попыталась возразить, что сегодня вечером у нее договоренность с несколькими важными клиентами и она не может оставить ресторан.

– Если я сказал: «Приходи», значит нужно прийти.

– А кто твои важные гости?

– Этого я сейчас не могу тебе сказать.

У Кадзу такая таинственность вызвала справедливое негодование.

– Вот как? Жене не можешь назвать имена гостей. Ну ладно.

На это Ногути холодно бросил:

– Ладно? К пяти собери ужин и приезжай. Не сделаешь, как я сказал, – не прощу. – И сразу повесил трубку.

Кадзу в