Хиль захватал с собой словарь и проводил Зальтнера в примыкающий к его комнате большой приемный зал. Он представил Зальтнера собравшимся там марсианам, среди которых находились инженер Ра и его жена; там же, в обществе других марсианок, сидели Зэ и Ла.

Глаза у Зальтнера разбежались. Почти все, что он видел, было ему ново, но больше всего поразил его облик самих марсиан. Ему даже приятно было, что, благодаря незнанию языка, ему не приходится разговаривать и он может довольствоваться одними зрительными впечатлениями. Хиль назвал ему имена нескольких марсиан, приветствовавших его, по марсианскому обычаю, легким движением руки, на что Зальтнер отвечал европейскими поклонами. Правда, эти поклоны казались несколько чопорными, так как в зале сила тяготения была уменьшена и Зальтнеру приходилось быть весьма осторожным в своих движениях. Он отлично понял по лицам марсиан, как трудно им было удержаться от смеха при виде его неловкости. Поэтому он очень обрадовался, когда большинство гостей удалилось.

Красота Ла, сидевшей рядом с прелестной Зэ, с первого взгляда поразила его; а когда, услышав ее имя, он понял, что это чудесное существо предназначается ему в учительницы, он устремил на нее взгляд, полный ожидания. В ее глазах не было и тени насмешки. Она приветствовала его со спокойной любезностью, и улыбка, которой она обменялась с Зэ, сказала той, что этот бат ей нравится гораздо больше. Зальтнер был убежден, что сделает громадные успехи, если в награду за это будет читать одобрение в этих прекрасных глазах. Он только не мог себе представить, как приступить к этому делу, так как не было языка, на котором они могли бы объясняться.

Ла вынула из библиотечного шкапа несколько книг и между прочим уже знакомый Зальтнеру атлас, который помог ему при первом его разговоре с Зэ. Потом она удобно расположилась на диване в своей любимой позе и кивнула Зальтнеру, приглашая его сесть поближе. Сначала, указывая на окружающие предметы, она заставляла Зальтнера повторять их названия по-марсиански и по-немецки; потом для этой цели они стали пользоваться книгами с картинками. Но таким путем дело подвигалось слишком медленно. Она решила воспользоваться словарем Элля, который Зэ тем временем не выпускала из рук. Пока продолжался урок, Зэ успела скопировать несколько немецких слов. Для этого достаточно было приложить к страничке словаря листок прозрачной бумаги и слегка прижать его рукой. Эта светочувствительная бумага была попросту пленкой карманного фотографического аппарата, который марсиане обычно носили при себе, как записную книжку. Зальтнер прочел: "Ученик прилежный. Учитель строгий. Телефон. Все слышать".

Подняв глаза, он увидел, что Зэ плутовато улыбается. Она задержалась еще на минутку у стола с приборами, потом ласково кивнула им и вышла. "Вот это правильно", сказала Ла. "Она завела фонограф. Потом, по его записям, мы сможем как следует повторить урок".

Незаметно проходил час за часом. И вдруг оказалось, что учительница сделала гораздо большие успехи в немецком языке, чем ученик в марсианском. Не меньше Зальтнера выучил и Грунте, который слушал весь этот урок по телефону. Теперь он спросил, не могут ли они на некоторое время вернуть ему словарь.

– Ах, как я рассеяна! – воскликнула Ла. – Стоило нам так мучиться с одним экземпляром!.. Если вы разрешите задержать книжку еще на полчаса, сказала она но телефону Грунте, – я тотчас же велю ее размножить.

Она написала несколько слов на клочке бумаги, сунула записку в словарь, вложила его в конверт и опустила пакет в ящик, приделанный к стене.

Зальтнер с удивлением наблюдал за нею.

– Это пневматическое сообщение с мастерской, – объяснила она. – Нам не долго придется ждать копий вашей книжки. – Она поясняла свои слова соответствующими движениями.

– Но кто же изготовит их? – спросил Зальтнер.

– Кто-нибудь из дежурных техников. У нас рабочее время строго распределено по сменам. У каждого есть определенный круг обязанностей. Я, например, должна биться над изучением ужасных человеческих наречий… Вы меня поняли?

Так как Зальтнер все еще смотрел на нее непонимающим взглядом, она повторила свой ответ и на этот раз, к его удивлению, на вполне понятном, хотя несколько странном, немецком языке.

– Но ведь вы говорите по-немецки, Ла Ла! – воскликнул он.

– Вы были невнимательны, – смеясь сказала она. – Все эти слова встречались в нашем сегодняшнем уроке. Давайте-ка повторим его. – Она подошла к столу и нажала кнопку граммофона.

Так странно было Зальтнеру снова слышать свой голос, каждое слово с особой, свойственной ему, интонацией, каждую ошибку произношения – и в промежутках глубокий тихий голос Ла и ее легкий смех. Косые солнечные лучи протянулись к дивану, на котором полулежала Ла; они горели странными переливами в волнах ее распущенных волос и искрились в сверкающих нитях шарфа, то поднимавшегося, то опускавшегося на ее груди… Зальтнер думал: " Я ли это? Или, быть может я перенесен в далекое царство духов и, как на призрак, смотрю на свою жизнь, проходящую предо мною"?

– Не мечтать! – тихо сказала Ла. – Будьте внимательны!

И он снова стал следить за смыслом слов и повторил урок.

Но вот что-то стукнуло в почтовом ящике.

– Это прибыли наши книги, – сказала Ла. – Пожалуйста, остановите граммофон и откройте ящик.

Зальтнер исполнил поручение. Он достал из ящика пакет с копиями словаря. Ла вынула подлинник и передала его Зальтнеру.

– Вот, отнесите это вашему другу и поблагодарите его от меня, – сказала она. – А если вам угодно, мы можем позаняться еще после обеда.

– Я весь к вашим услугам, – восхищенно глядя на нее, сказал Зальтнер.

––

Она отпустила его величавым движением руки.

Послеобеденные занятия не состоялись.

Когда Зальтнер, пообедав с Грунте, собирался вернуться в зал, к ним внезапно вошел Ра. Он принес весть, чрезвычайно взволновавшую обоих исследователей.

Марсиане, в поисках за остатками экспедиции, продолжали исследовать море и его берега. В одном из фьордов, приблизительно у семидесятого меридиана западной долготы, считая от Гринвича, у подножья спускающегося прямо к воде глетчера они нашли исчезнувший парашют, качающийся среди обломков ледяных глыб. По-видимому, парашют упал совсем близко от берега, и можно было предположить, что человек, слетевший на этом парашюте, спасся на глетчере.

Зальтнер вскочил и стал настойчиво просить, чтобы его немедленно доставили туда. Блеснула надежда, что Торм все-таки жив и его можно еще спасти. То обстоятельство, что парашют был найден так далеко от упавшего шара и к тому же в таком месте, над которым шар вовсе не пролетал, могло быть объяснено только тем, что Торм сам отвязал парашют от шара. При этом условии медленно падающий парашют мог быть занесен туда воздушными течениями, господствующими в нижних слоях атмосферы. Но слетел ли Торм на парашюте? По всей вероятности, Торм спустился на нем, но о причинах, побудивших Торма к этому, можно было делать лишь смутные предположения. Быть может, выбрасывая себя, как балласт, и тем самым уменьшая вес шара, он надеялся спасти его. Быть может, считая товарищей уже мертвыми, Торм, ради собственного спасения, решился прибегнуть к последнему средству прежде, чем шар унесется снова к открытому морю. Так или иначе, нужно было разыскать следы Торма.