— Получай тварь, это тебе за Яну! — закричал я, из последних сил втыкая лезвие в голову монстра, успев при этом заметить, как в ране блеснула знакомая крупная золотистая сфера, мгновенно поглощённая чёрным лезвием. Чудовище упало неподвижной зловонной тушей, а меч, словно голодный зверь, тянул меня к ней, пульсировал и вожделенно дрожал. Держащая меч ладонь правой руки потемнела и болела, как после ожога.

И лишь тускло мерцающий браслет не давал расползтись ожогу выше. Я сжал правую руку от боли в кулак и страшное оружие исчезло в моей ладони, но я чувствовал, как оно тихо пульсировало во мне, затаившись, ожидая своего часа.

У меня едва хватило сил подобрать остатки Ланиной одежды:

«Похороню хоть это потом», — машинально подумал я, и привалился к холодной стене здания, зажимая порез и стирая кровь на левой руке.

Браслет тихонечко мерцал, всё тише и тише, успокаиваясь. Я поднёс его к глазам, пытаясь рассмотреть поближе, при этом случайно коснулся рукой циферблата.

«Архангел — отмена слияния», — прохрипел механический голос.

Браслет с циферблатом вспыхнули белым светом, испуская яркий луч, обрисовывая в воздухе контуры тела, материализуя его… то есть её.

У стены, на месте падения медленно гаснущего луча, появилась невысокая молодая девушка, на вид лет двадцати, чуть старше меня, хрупкого телосложения, с неестественно гладкой светлой кожей, в плотном белом платье до колен, с металлическими блестящими нашивками и крупными защитными вставками на плечах и груди.

Её длинные белые волосы спадали до пояса, удивительные, тонкие и красивые черты лица походили на эльфийские. «Прямо как в древней детской книжке, увиденной мною в музее когда-то», — вспомнил я. Чем-то она напомнила мне Лану.

Свет браслета постепенно угас. Девушка молча стояла на коленях, она замерла, держа руки перед собой, словно молилась. Нет, словно сжимая что-то светящееся и угасающее в её ладонях. Она долго приходила в себя, потом перевела свой взгляд на меня и вздрогнула, долго всматриваясь мне в глаза. Я же не мог оторвать от неё глаз, от маленького ангела, затмившего всё собой в тёмном и мрачном зале. А она медленно окинула взглядом помещение, после долго и молча рассматривала останки убитого мною монстра.

Вдруг, словно очнувшись от страшного сна, она вздрогнула и горько заплакала, и словно сжалась в комочек, закрывая глаза руками. Я сам ещё отходил от шока боя и смерти, почти забравшей меня. Но её плач был полон такой горечи, он отдавался в глубине моей души, я почти физически чувствовал её невыносимую боль.

«Какое же страшное горе могло вызвать его?» — подумал я, осторожно подходя ближе.

— Не плачь, я не дам тебя в обиду, — сказал я, удивившись храбрости, недостойной моего прошлого поведения.

— Ты… не должен был… выбрать меня! Выбрать такую как я… меня… не должно было быть! — услышал я сквозь горестный плач.

— Кто ты? Откуда? Как мне помочь тебе?

— Я… убила её… мою сестру… это всё — из-за меня… это я убила многих… всех вас! — рыдала она.

Я сел, осторожно обняв её за плечо и сказал, едва сдерживаясь сам:

— По моей вине тоже погибла… Яна, мой брат Лан и Лана, его… такая же, как и ты.

Я показал ей скомканные окровавленные остатки Ланиного одеяния, которые я всё ещё держал в руках.

А девушка горестно плакала, прижавшись ко мне, и её беззащитность и слабость придавала мне силы в окружающем нас разрушенном мире. Обняв её, я чувствовал её тепло, а она понемногу перестала рыдать, лишь всхлипывала и в итоге заснула. Чем-то она походила на Яну, и прильнув к моему плечу, вздрагивала во сне.

«Похоже, у нас с тобой в чём-то схожа судьба и грехи наши почти одинаковы», — думал я, с содроганием вспоминая события последнего года своей жизни.

«Жаль её, забросило прямо в развалины мёртвого города, связало устройством и вручило судьбу в чужие руки человека, который сам уже фактически умер внутри. Придётся пожить пока, побороться, она добрая и не должна погибать из-за такого, как я».

Пошёл сильный дождь, поливая нас холодными грязными струями сквозь разбитую крышу, я осторожно поднял её, перенося на сухое место. Она проснулась, утёрла глаза. Вцепилась в мою раненную руку, зажала рану ладошками, пачкаясь в моей крови, а из-под её ладоней полилось лёгкое тёплое сияние, снимающее боль, затягивающее страшную рану на глазах.

— Вот так, прости, что не заметила… не сделала раньше, — прошептала она.

— Я Алан, — прошептал я, боясь вновь услышать громкое эхо, — из Седьмого города. А как тебя зовут?

— Спасибо тебе, Алан. Меня… когда-то давно меня звали Алантой, а потом… в основном меня звали «слабейшей», «ты во всём виновата», «лучше б тебя не было», «эй ты», «бесполезной» и много ещё как. Выбирай… Всё после того, как…

— Алан…та… Правильно? Кто ты, откуда?

Она долго смотрела на меня.

— Ты ничего, совсем-совсем ничего не знаешь? — спросила она. — Алан, пожалуйста, расскажи мне о себе.

Я поведал ей о событиях моей жизни, почти с самого детства и до сегодняшнего дня, как будто на исповеди. Потом мы доели остатки моих запасов и долго молчали.

— Эта Бездна… — она из-за меня, — тихо прошептала Аланта, обводя рукой окружавшие нас развалины, начиная рассказ. — А меч в твоей руке… в тебе — это Возмездие, оружие тьмы. Оно порождается малым Зерном тьмы, той сферой на вершине найденного тобой каменного стержня.

— Я же… архангел, мы так называли себя в своём мире. Мы долго сражались с порождениями тьмы и наградой в победе должно было стать появление Бога либо разрушение нашего мира и многих других. Мы сражались на равных много веков, и многих мы потеряли. Нас оставалось меньше десятка на Горе Вознесения и ещё несколько посёлков где-то вдали, но и тьма оказалась почти уничтожена.

— В тот день, чтобы спастись и уйти от нас, зло сумело прорваться до вершины горы сквозь все наши защиты. Наши… семеро наших стояли и дрались до последнего, и я находилась там, среди них, но я всегда была слишком слаба и Возмездием я не владела. Я не сдержала тот натиск и … сестрёнка прикрыла меня собой, приняв тот страшный удар.

— А Зерно тьмы ушло. Оно покинуло нас и отправилось к вам, Алан, в нижний мир — в твой мир, Алан, в несуществующее тогда ещё время и место, создавая его… Порождения тьмы почти всех тут пожрали,