Работаю над заданием, сидя за своим столом. Мои глаза горят, а тело умоляет меня сдаться и лечь спать.

Развернувшись, смотрю в окно на темное ночное небо.

Из-за всего светового освещения кампуса невозможно увидеть, есть ли звезды на небе сегодня вечером.

Оттолкнувшись от стула, подхожу к окну и кладу руки на подоконник, глядя вверх и щурясь в надежде увидеть мерцание.

Когда я, поджав хвост, вернулась в Роузвуд, чтобы признаться маме, что я бросила колледж, я провела много времени на заднем дворе или сидя на пляже, наблюдая, как садится солнце, и темнота поглощала меня, и мое окружение.

Глядя на мерцающие звезды, я забывала обо всем, что привело к тому моменту, когда я сломалась в объятиях мамы и рассказала ей все, что так долго скрывала.

Было приятно наконец-то все это выплеснуть наружу. Открыто излить свою боль, и чтобы кто-то поплакал вместе со мной.

Я никогда не забуду выражение лица мамы, когда она держала мое лицо в своих руках и рыдала вместе со мной.

Мне было страшно возвращаться домой и рассказывать ей, в какой беспорядок я превратила свою жизнь. Я знала, что мама разочаруется во мне. С момента нашего с сестрой рождения, она сосредоточилась на том, чтобы у нас было все необходимое для успеха в жизни, и вот я ломаюсь и теряю контроль над жизнью, которую, как мне казалось, я создавала для себя.

Я должна была больше верить в нее, потому что, хотя она и была разочарована тем, что я отвернулась от мечты о Колумбийском, она искренне поддерживала меня и отчитала за то, что я так долго страдала в одиночестве.

Может быть, если бы я призналась раньше, я смогла бы продолжить свою жизнь с ее поддержкой. Но теперь уже слишком поздно.

Все сделано, и вот я здесь.

Начинаю все сначала и пытаюсь оставить прошлое позади.

Но я не могу, потому что он здесь.

Дразнит меня.

Напоминает.

Угрожает затащить меня обратно в темноту.

Со вздохом я отворачиваюсь от окна, стягиваю с плеч толстовку, бросаю ее на стул и забираюсь в постель.

Лежу, уставившись в потолок, зная, что на самом деле мне следует выключить свет и попытаться немного поспать, но что-то мешает мне это сделать.

Остальная часть общежития тиха уже больше часа, все исчезли в своих комнатах, чтобы заняться своими делами, поэтому, когда раздается резкий стук в мою дверь, я вскрикиваю от страха.

Мое сердце подскакивает к горлу, а руки начинают дрожать.

Сначала я думаю, что это он. Что Кейн нашел меня.

Я никому не говорила, где я живу, чтобы он не узнал, но уверена, что есть миллион и один способ узнать, если сильно захотеть.

Кейн всегда был довольно изобретательным. Я имею в виду, что он все-таки добрался сюда, в колледж.

Нерешительно откидываю одеяло и опускаю ноги на холодный пол.

Каждый мускул в моем теле кричит, чтобы я оставалась на месте и спряталась.

Но я знаю, что если это Кейн, то он не остановится, пока не доберется до меня, даже если для этого придется вышибить дверь.

Я лучше просто приму свою судьбу, чем разбужу все общежитие и заставлю их засвидетельствовать мою дерьмовую жизнь.

Мое дыхание вырывается так быстро, что я почти задыхаюсь, когда рукой обхватываю дверную ручку.

Если это он, тогда… тогда может случиться все, что угодно.

Все мое тело содрогается, когда, кто бы это ни был, снова стучит в дверь.

«Все в порядке. Все хорошо. Просто открой дверь. Возможно, это даже не он».

Делаю глубокий вдох, прежде чем нажать на ручку, громкий щелчок замка отдается эхом в моей тихой комнате.

Быстро распахиваю дверь. Теперь уже слишком поздно поворачивать назад.

— Твою мать, — выдыхаю я, облегчение проносится сквозь меня так быстро, что я слегка покачиваюсь на ногах. — Это ты.

Кривая улыбка появляется на лице Леона, когда он подходит ко мне, его глаза темнеют от беспокойства. Они так похожи на глаза его брата, но чуть темнее, с небольшим ореховым пятном внутри, если присмотреться.

— А кого ты ожидала увидеть? Подожди… не отвечай. Можно мне войти? — спрашивает он, и я отступаю назад, понимая, что все еще стою с полуоткрытой дверью и полностью преграждаю ему путь.

— О, да. Конечно.

Широко распахиваю дверь и вхожу в комнату, оставляя Леона закрывать ее за собой.

В ту секунду, когда он поворачивается и смотрит на меня, по моей спине пробегает покалывание, и я внезапно осознаю, что на мне надето — или не надето, в зависимости от обстоятельств.

— Извини, я была в постели, — бормочу я, смущенная тем, что демонстрирую слишком много своего обнаженного тела.

— Эй, — говорит он, поворачивая меня к себе, и кладет пальцы мне под подбородок, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на него. — Ты прекрасна, Летти.

Я пытаюсь отвести взгляд, но парень не позволяет.

— Это я, Лет. Тебе не нужно прятаться от меня.

Слезы жгут мне глаза от эмоций в его голосе.

— Я знаю. Это просто… все сложно.

Леон понимающе кивает. В этом особенность Леона, кажется, он всегда знает, что я чувствую, и что нужно сказать или сделать, чтобы я почувствовала себя лучше в любой ситуации.

— Почему бы тебе не вернуться в постель? Я просто зашел проведать тебя. Лука упомянул о том, что произошло сегодня.

— Конечно же, упомянул, — бормочу я, хотя и не ожидаю от них ничего другого. Они оба чрезмерно оберегающие.

— Он беспокоится о тебе.

— Со мной все в порядке.

Его брови приподнимаются в неверии, но парень ничего не говорит. Ну, во всяком случае, не о моей вопиющей лжи.

— Давай, — говорит он, кладя свои гигантские руки на мои худые плечи и подталкивая меня к кровати. — Залезай, пока не замерзла.

Я забираюсь под одеяло и смотрю на него.

— Согреешь меня? — предлагаю я, приподнимая угол, чтобы показать ему место рядом со мной.

— Думал, ты никогда не спросишь.

Моя грудь раздувается от улыбки, которая освещает его лицо, и это доказывает, как сильно я нуждалась в этом — в ком-то рядом прямо сейчас.

Наблюдаю за его движениями, когда парень снимает кроссовки, стягивает толстовку через голову, открывая свою скульптурную грудь и пресс.