Шпандау, не могут помешать росту классового сознания до тех пор, пока милитаризм будет нищенски оплачивать своих рабочих как пролетариев и тем самым толкать их к социал-демократии. Чтобы избавиться от пессимизма, достаточно вспомнить о частых движениях за повышение заработной платы на «королевских» фабриках, о многочисленных конфликтах, возникавших здесь, с военным управлением, принимающих часто весьма живые формы[72].

Железные дороги, почта и телеграф являются учреждениями, имеющими весьма крупное стратегическое значение, и притом не только для войны с внешним, но и с внутренним врагом. Эти необходимые стратегические факторы могут быть приведены в негодность посредством стачки, а это должно будет привести к полному обессилению милитаристического организма. Понятно поэтому, что милитаризм особенно стремится пропитать своим духом служащих и рабочих этих и стоящих с ними в связи предприятий (железнодорожных мастерских, вагоноделательных заводов и т. п.). Насколько тщательно это стремление проводится в жизнь, не говоря уже о системе предоставления вакансий военным, показывают принятые в некоторых государствах меры по подчинению таких служащих действию военных законов. Достаточно для той же цели бросить беглый взгляд на политическое положение этих служащих в милитаристических государствах, где у них отнято право организации союзов либо посредством декретов (как в Германии или Франции[73]), либо посредством специальных законов (например, в Италии, Голландии и России). Конечно, при этом не следует упускать из виду, что капиталистическое государство даже независимо от этих милитаристических интересов имеет общий интерес в том, чтобы помешать служащим таких предприятий транспорта и связи подпасть под влияние «противогосударственных» стремлений. Но и эти старания, сколько бы они ни создавали препятствий на пути рабочего движения, неизбежно закончатся в конечном счете провалом. Они закончатся провалом вследствие плохой оплаты труда служащих транспорта и связи, вследствие их по существу пролетарского положения.

Милитаризм как макиавеллизм и как политический регулятор

Милитаризм выступает таким образом, во-первых, как сама армия, а за пределами армии — как система, охватывающая все общество посредством сети милитаристических и полумилитаристических учреждений (контрольной системы, судов чести, запрещения выступлений в печати, резервного офицерства, свидетельств о гражданском обеспечении, милитаризации всего чиновного аппарата, главным образом вследствие назначения на должности резервных офицеров и выслужившихся солдат, военного обучения подростков, военных союзов и т. п.), далее он выступает как система пропитывания всей общественной и частной жизни народа милитаристическим духом, чему также упорно и утонченно содействуют церковь, школа и в известной мере тенденциозное искусство, а также пресса, жалкая продажная литературная сволочь, и тот ореол, которым в обществе старательно окружается «наше блистательное воинство». Милитаризм, наряду с католической церковью, является высшим макиавеллизмом, какой только знала история, и самым макиавеллистическим явлением капитализма.

Настоящий катехизис всех этих милитаристических воспитательных приемов и тех результатов, возвышеннейшим из которых является преклонение перед офицерским мундиром всего буржуазного общества, представляет собою часто упоминаемый случай сапожника из Кепеника, вырядившегося капитаном. Шестичасовой экзамен, которому подверг этот каторжанин нашу армию, наш бюрократический аппарат и наше прусское верноподданничество, все эти испытуемые выдержали так блестяще, что даже у учителей при виде этой квинтэссенции своей педагогики волосы стали дыбом. Даже шляпа Гесслера[74] не видала никогда такой услужливой покорности и самоунижения, как колпак бессмертного капитана фон Кепеника, никакое трирское священное облачение не встречало такого доверчивого почитания, как его форма. Огромное значение этой классической сатиры заключается в том, что она привела к нелепости все основные принципы военной педагогики. Она сделала милитаризм посмешищем в глазах всего мира и привела бы его к концу, если бы милитаризм не был для буржуазного общества, которое чувствует себя теперь по отношению к нему на одно мгновение в роли волшебника, столь же необходимым, как хлеб насущный или воздух. Старый трагический конфликт! Капитализм и его мощный прислужник милитаризм отнюдь не любят друг друга, скорее они боятся и ненавидят друг друга, и, действительно, у них имеются для того основания: один рассматривает другого лишь как необходимое зло, и опять-таки не без основания — милитаризм, этот прислужник капитализма, стал чересчур самостоятельным. И поэтому урок Кепеника, которому не может последовать буржуазное общество, останется лишь сильным агитационным средством антимилитаризма, социал-демократии, жатва которой будет тем большей, чем больше таких примеров будет давать сам милитаризм.

Чем явился капитан Кепеник для милитаризма в области практического мошенничества, тем был для него в конце 80-х гг. бесценный Густав Тух в области теоретической честности. В своей толстой книге «Расширенное германское государство в его социальном значении» он набросал картину будущего общества, всеосвещающим, согревающим и управляющим центральным солнцем которого, его сердцем и душою является милитаризм, этот единственно истинный «национальный и цивилизованный социализм», при котором все государство превращается в одну казарму, где казарма является народной школой, университетом и фабрикой патриотического настроения, где армия является всеобъемлющей организацией штрейкбрехеров. Эта очаровательная галлюцинация тысячелетней империи милитаризма на самом деле была только методическим безумием, но все же она была методическим безумием, в котором были до конца продуманы милитаристические цели и средства, освобожденные от всех сдерживающих представлений, и это симптоматично.

В одном господствующем пункте уже теперь милитаризм фактически является, как это будет позднее показано, центральным солнцем, вокруг которого вращается планетная система классового законодательства, бюрократизма, полицейского строя, классовой юстиции и клерикализма всех вероисповеданий. Он является последним, порою тайным, порою явным, регулятором всей классовой политики, всей тактики классовой борьбы не только капиталистических классов, но и пролетариата, а именно в его профессиональной организации не в меньшей степени, чем в его политической организации.

IV глава. НЕКОТОРЫЕ ГЛАВНЫЕ ГРЕХИ МИЛИТАРИЗМА

ГРУБОЕ ОБРАЩЕНИЕ С СОЛДАТАМИ, ИЛИ МИЛИТАРИЗМ КАК КАЮЩИЙСЯ, НО НЕИСПРАВИМЫЙ ГРЕШНИК

Между двух огней

Господа милитаристы отнюдь не глупы. Это доказывает уже весьма хитро проводимая ими система воспитания. Они с замечательным искусством спекулируют на психологии масс. Если постоянное войско Фридриха, состоявшее из наемников и отбросов общества, поддавалось тренировке для выполнения своих гораздо более механических задач при помощи муштры и розг, то для нашего войска, состоящего из всего населения с его более высоким уровнем умственного развития и нравственности и построенного на основе всеобщей гражданской повинности, при больших запросах, предъявляемых к отдельному солдату, этих мер уже недостаточно. Это было признано уже Шарнгорстом и Гнейзенау, реорганизация армии которых началась провозглашением «свободы тыла». Тем не менее, как уже указывалось, дурное обращение, грубая брань, розги и всякие иные методы утонченно-жестокого обращения с солдатами до сих пор являются неотъемлемыми составными частями современной системы военного воспитания.

Само собой понятно, что позиция, которую милитаристы занимают в вопросе о дурном