— Достаточно, чтобы убедиться в тщетности этой идеи. да и кандидаты в городе закончились.

«И вы расширили зону поиска до других городов», — внутренний голос гадко захихикал. Это был злой смех, смех над самим собой.

— Зачем тебе замуж, Тина, что за навязчивая идея?

— Да нет никакой идеи, просто положено так. Ну и возраст.

— Какой на хрен возраст? Сколько тебе? Восемнадцать?

— Мне двадцать пять, — серьезно произнесла Тина и глядя в мое удивленное лицо, добавила: — выгляжу моложе, да? Так бывает, когда у человека нет жизненного опыта, а у меня он нулевой.

“Зато природной хитрости сколько угодно», — внутренний голос не унимался.

Я злился, что девчонка так легко обвела меня вокруг пальца. Что она ворвалась в мою жизнь, заставила думать и смотреть на мир по другому, вывернула меня наизнанку, почти влюбила, и…оказалась такой же как все. Точь в точь как моя бывшая жена.

Шли молча. Тина заговорила первой.

— А я знала, что вы уедете. Представляете, вот прямо сегодня с утра проснулась и сказала сама себе: «Андрей точно сбежит обратно в столицу. Но ты должна сделать все, чтобы он запомнил это путешествие.

— Да уж, такое забудешь.

Тина задорно подбоченилась и посмотрела на меня. Не так весело, как ей, возможно, казалось. Печаль в глазах резко контрастировала с широко натянутой улыбкой.

— Ой! Ну какая я бестолковая! Я ведь кое-что для вас принесла. — Она залезла в холщовую сумку и выудила со дна конверт. — Как знала, что будем прощаться — и вот, принесла сюда. Андрей, вам письмо. Танцуйте.

— Что?! — Я не отрываясь смотрел на белый прямоугольник в ее руках.

— Ну, письмо же. Принято танцевать, чтобы получить его, вы что, не знаете? Это игра такая, вы мне танец, я вам письмо.

Неприятная догадка поразила меня. После неудачного откровения и танца, поняв, что это не работает, Алевтина перешла на театральные методы и написала мне признание. В духе Татьяны Лариной. Обильно сдобрила его печалью, пролила пару слез, подушила бумагу. Чтоб уж наверняка. Игра в обольщение становилась грязной, но во мне появился азарт: довести ее до конца.

— Тина, отдай мне то, что у тебя в руке.

— А вот и нет! — Алевтина взвизгнула и бросилась с дороги в рощу. Бирюзовые балетки неприятно чавкнули, утонув в мокрой после дождя земле, но это ее не остановило. Тина добежала до небольшого камня, вскочила на него и задрала руку вверх, чтобы я не достал.

Маленькая, самонадеянная дурочка.

— Ты принесла мне письмо. Видимо в ход пошли Пушкинские признания, раз по другому не сработало, но теперь я хочу прочитать, что там. Отдай, раз оно для меня.

— А я передумала! Вы мне больше не нравитесь! — Упрямица все еще стояла на камне и держала конверт над головой. Однако, не смотря на вздернутый подбородок, в голосе ее прозвучали панические нотки. И ей было чего бояться. И было кого…

Неторопливо подойдя к девчонке, я вкрадчиво повторил просьбу:

— Тина, будь умницей, письмо. Ты ведь о чем-то думала, когда писала его. Фантазировала. Теперь я хочу прочитать.

— Занятно, а вот я наоборот не хочу. — Она опустила руку и нервно облизнула губы. — Я просто подписала для вас открытку на память, а вы как с цепи сорвались.

— Просто отдай, — прорычал я, глядя в ее огромные как у оленя глаза.

— А вот и нет! — Она приняла вызов и встала на носочки, чтобы казаться еще выше.

Дерзкая девчонка. Что ж, так даже лучше. Я не намеревался прыгать вверх, вместо этого схватил пигалицу на руки и прижал ее к развесистому дереву, стоявшему в двух шагах от нас. Ее страх и запах, мои злость и нетерпение — все сплелось в тугой узел. Алевтина болталась на весу, испуганно озираясь по сторонам, как будто еще надеялась позвать на помощь. Бесполезно. Мы были одни на расстоянии пары сотен метров.

Я прижал ее к коре дуба, держа за хрупкие плечи.

Напряжение между нами стало до того густым и осязаемым, что можно разрезать его ножом.

Тина вздохнула. Видимо все то время, что я держал ее на руках, она не дышала вовсе.

— Простите меня. — Тоненький голосок раздался откуда-то снизу. — Наверное у вас какой-то пунктик на письма, я не знала. Я не хотела вас разозлить.

— А теперь уже поздно.

Я накрыл ее губы своими. Нежно. Или грубо. Черт, не имело разницы, и было совершенно не важно, как я это делал. Единственное слово, которым я могу описать наш первый поцелуй — быстро. Не успев распробовать ее на вкус, я ощутил внушительный удар в грудь.

От неожиданности я оступился и выпустил добычу из рук, она осела на землю, чудом сохранив равновесие. Свободной рукой Тина провела по губам, будто не до конца понимая, что сейчас произошло. Испуганная и растрепанная, но все еще чертовски милая в этой своей нетронутой, непорочной красоте.

— Тина, что ты, мать твою, делаешь?

— Нет. — Прошептала она чуть хриплым голосом. — Это что вы такое делаете?!

— Ты серьезно? Я целую тебя. Неужели не ясно? — Я сделал шаг вперед, вновь прижимая ее к себе. Ее грудь касалась моей при каждом глубоком вдохе, а холодные пальцы впивались в кору дерева, лишь бы снова не упасть.

— Никогда больше не делайте так. Вы слышите меня?

— Да ладно? А кто мне запретит?

Алевтина… забавляла. Скажу так, я знал женщин. Разных и по-разному. Каждая из них вносила свой след в мое прошлое, но это… такой невинный флирт, попытки манипулировать, отрицание того, чего хочет ее тело, театральное сопротивление — это возбуждало. Женщины любят играть в кошки мышки, к этому я давно привык. Эта же мышка так искусно убегала и пряталась, что я почти поверил, что она всерьез. А потом пришел Гордеев и рассказал, как все было на самом деле.

— А что ты сделаешь, если я не послушаюсь тебя? — Я отчего-то злился. То есть, я прекрасно знал, отчего, и это чувство заводило даже больше, чем девчонка передо мной. Она стояла так близко, мои губы у ее уха, я чувствовал мурашки на ее коже от каждого произнесённого слова. Невероятно чувственная девчонка. Опустился ниже к ее губам. Снова. На этот раз я не торопился. Медленно поцеловал подбородок, поднялся на пару сантиметров вверх, чуть прикусил ее, слегка, как хищник, перед тем как растерзать жертву.

Все это время Тина стояла на месте, не шевелясь. Она солдатиком опустила руки и замерла.

Наконец я почувствовал отдачу, но совсем не ту, что хотел. Маленькие ладошки уперлись мне в грудь, чтобы оттолкнуть в сторону.

Отлично, игра затягивалась и становилась более правдоподобной. Я с силой завел ее руки за спину и вжал в дерево, так чтобы она всем своим телом ощущала меня: мое дыхание, мой запах, мое возбуждение. Тина дергалась, как рыбка выброшенная на берег, и, высвободив наконец одну руку, с силой оттолкнула меня, поцарапала мне лицо.