— Про валун и язычников я не никогда не слыхал, — признался Мартин. — Но тут неподалёку должен лежать мёртвый медведь. Пожалуйста, снимите с него шкуру, а внутренности — закопайте. Иначе скоро сюда явятся волки, а может кто и похуже. И ещё — прибейте бобров на ручье.

* * *

Мартин перебирал корзины и туески отца Митрия и прикидывал, может ли он излечить себя сам. Излечить не корешками и настойками, а обретённым у Синь-камня колдовским способом. Он представил, как по незнанию вызывает внутри не целительный огонь, а ледяные осколки, сразившие лесного князя, и эти осколки превращают его тело в решето… От этого юноше стало нехорошо, и он зло подумал: «Чародей недобитый». А ведь, если он сейчас не покинет скит, придется лечить не чирей на ноге влюблённой дурочки, а настоящие боевые раны взрослых мужиков. И ещё Бог весть какие дорожные болезни, о которых он не имеет ни малейшего понятия.

Сушеные травы и грибы, запасённые бывшим монахом, оказались в более-менее сносном состоянии, но главное — сохранились книги. За это, как понимал Мартин, надо благодарить бобров (вечная им память). Конечно, сырость для пергамента и бумаги — очень плохо. Но, если бы тропа оставалась проходимой, сюда из села давно наведались бы любители чужого добра. Юноша сложил самые ценные книги в суму, и решил дать колену передохнуть до утра. А там — доплыть, доковылять и доползти до села.

Но утром, едва занялся рассвет, в скит явились староверы со своим раненым. Как им удалось затемно пробраться по лесу с тяжело больным на руках — этого Мартин не представлял.

— Медведя мы не нашли, пропал куда-то, али привиделся тебе, — объявили охотники, словно это имело сейчас какое-то значение. — А нашего товарища всё же осмотри, мил-человек.

Делать нечего. Надо было уважить просьбу, и взглянуть на человека, которого доставили сюда умирать. До его кончины точно оставалась недолго, потому что лицо раскольника представляло собой кровавую кашу. Один глаз вытек, над вторым нависала иссиня-чёрная опухоль, лоб рассекала вмятина, а носа практически не осталось. Изуродованный находился без сознания и в горячке.

— Это его гультяи дубиной приложили, — объяснил большебородый. — Ну, в дороге ему, конечно, лучше не стало. Лотием его зовут, хороший был человек.

Мартин велел положить Лотия на траву, притащил настойку, снимающую отёк, и склонился над раненым. Нога у юноши не гнулась, поэтому пришлось раскорячиться, выставив её в сторону. Он вылил лекарство на тряпку и принялся аккуратно промокать раны. Получалось не очень. Тогда парень вспомнил о Полюшке и спросил:

— А можно я прочту молитву? Нашу молитву, ведь ваших я не знаю.

— Не бывает наших и ваших молитв, — отвечал ему охотник, которого, как понял юноша, звали Паисием. — Бог — один, и любые слова, к нему обращённые, да будут услышаны. Поэтому — читай.

— Премилосердый Боже, призри на раба твоего Лотия, болезнию одержимаго; отпусти ему согрешения, возврати здравие и силы телесные, — начал шептать Мартин неизвестно откуда возникшие в голове слова.

В это время на тропе послышались шаги, и на поляну у скита (это было невероятно) вышла Геля — мокрая, замученная и тяжело припадавшая на шест. Она испугалась, завидев Мартина в окружении незнакомых дядек, но сил спасаться не было, и она удивленно воззрилась на происходящее. Парень хотел было рвануть к девушке, но Паисий ухватил его за плечо:

— Надо закончить.

Охотники оценивающе посмотрели на гостью. Посмотрели, поняли, что она не представляет угрозы, и отвернулись. Меж тем Мартин продолжил молитву и омовение ран, но мысли путались, всё время возвращаясь к Геле:

— Она! Пришла! Одна! Ко мне! Через лес и болото! Значит не всё потеряно! Значит…

Ветер соскользнул с пальцев юного знахаря легко и незаметно, пробежав по язвам хворого и взвихрив ему слипшиеся седины. Затем он разогнался до вихря, завертелся в смерч и раздвинул облака над поляной. С деревьев посыпались листья. Разогнавшись, поток воздуха со всего маху вонзился в пустую глазницу хворого старовера, и пропал.

Листья ещё продолжали падать, когда опухоль на лице Лотия сдулась, рана зарубцевалась, жар спал, а сам изувеченный пошевелился. И, не открывая уцелевшего глаза, громко спросил:

— Где я?

Ему никто не ответил, потому что Мартин находился в прострации, а охотники стояли с открытыми ртами. Когда Лотий спросил во второй раз, раскольники принялись яростно креститься. Потом упали ниц, встали, и помолились ещё.

— Ты это видел? — кричал Паисий. — Я сразу всё понял, когда заметил на нём этот крест!

— Спасибо Спасителю, — подхватывал товарищ Паисия, Севериан. — Мы ещё внукам будем рассказывать о Божьем чуде!

— Замолчите, идиоты, — возмутился пришедший в себя Мартин. — Лотий ещё болен, ему нужны тишина и покой, а вы тут разорались.

— Теперь он точно выживет, — горячо возражал Паисий. — И все остальные наши больные — тоже. Мы их завтра сюда принесём.

— Постойте, добрые люди, — волновался знахарь. — Я вам не святой Архангел, чтобы творить чудеса каждый день. Сколько у вас ещё больных? И где вы их разместите? Здесь, на траве? В землянке места совсем нет.

— Дозволь нам построить в скиту большой шалаш, — предложил Севериан. — Хворым в нём будет удобно — их человек пять, не больше.

— А кто станет им готовить и обстирывать? — продолжал злиться Мартин. — Ведите тогда сюда и своих баб. Чего уж там.

— Нашим бабам сюда нельзя, — открыл глаз и встрял в разговор наполовину излеченный Лотий. — Теперь это место свято, а вера — не велит.

— А наша вера — велит, — твердо сказала Геля, которая давно подобралась к мужчинам и внимательно слушала разговор. — Несите больных, я о них позабочусь.

Глава восьмая. Цна

Августа 2 дня 1727 года, съезжая изба села Преображенского Тонбовского уезда

В старые времена в тамбовских лесах жила юная ведьма — красавица по имени Цна. Зла людям она не делала, наоборот — лечила от хворей, приваживала охотникам дичь, а бортникам — пчёл. Как-то один мордовский парень вступил в лесу в бой с косолапым, но не смог одолеть лесного князя. Друзья нашли раненого храбреца, и попросили знахарку его спасти. Вскоре охотник пошёл на поправку, а в сердцах молодых людей вспыхнула любовь.

А едва отпраздновали свадьбу, как молодожен встретил в лесу уже не медведя, а целое татарское войско. Степные воины посулили огромное богатство, если их проведут через дремучие дебри в русские земли. Цна уговаривала охотника умерить свою