Шрифт:
Закладка:
— Какие юные у тебя сопровождающие, — улыбнулся князь, глядя на двух голубоглазых девчонок.
Обе с любопытством глядели на него и даже не моргали, не говоря уже о том, чтобы по московскому обычаю опустить очи в пол. Да и остальные женки без стеснений разглядывали его, улыбались, а некоторые и бровью повели. Поперхнулся князь от такого, а чтобы княгиня не приметила, сделал вид, что закашлялся.
— Проходите в дом, гости дорогие, — объявила княгиня и подала знак своим ближним, чтобы помогли рассортировать гостей.
Дуня с Мотей держались Кошкиной, а та не спешила заходить в дом. Она встала вместе с княгиней и что-то шепча ей на ухо, ободряюще улыбнулась оробевшим попутчицам и попутчикам.
Несмотря на то, что все называли караван женским, мужчин в нём было подавляюще большинство, и статус их был разным. Почти всем им по разным причинам ещё недавно грозила нищета, но родившийся в Москве дух перемен захватил их, закружил и изменил их жизнь.
Во время пути боярыня со многими переговорила и осознала, как сильно на людей повлияла мастерская её сына и как своевременна её помощь им. Теперь она лучше понимала маленькую Доронину, не любившую раздавать милостыню деньгами и утверждавшую, что боярам должно быть стыдно за эти подачки при их-то возможностях.
Евпраксия Елизаровна скосила глаза на Дуню и улыбнулась, увидев её одухотворенное личико. Похоже, девчонке нравилась поднявшаяся суматоха, да и сам Михаил Олелькович её впечатлил. Кошкина сама с трудом сдерживалась, чтобы не глазеть на расправившего плечи князя. Высок, могуч и взгляд у него ясен. Орёл!
Князь же разрумянился, оглаживал бороду и смотрел, как московские женки лебёдушками вплывают в его дом. Все фигуристые и улыбчивые.
— Дусь, смотри как у князя глаза удалью разгорелись, — шепнула Мотя, а Дуня ладошкой прикрыла рот, чтобы не было видно её насмешливой улыбки.
Когда караван приблизился к Новгороду, то женщины начали переодеваться в нарядное и поддевать поддерживающее бельё. Бесформенные из-за тяжелых одёжек фигуры обрели чёткие и приятные мужскому глазу очертания, и сейчас женщины нарочно красовались перед князем, желая похвалиться своей статью.
Михаилу Олельковичу было чуть больше сорока и ему очень понравилось то, что он увидел. Но его взгляд так же отметил необычную конструкцию телег и огромное количество коробов с незнакомым товаром. Не мешки с солью или рыбой, не бочки с медом, воском или скипидаром, а короба! Великое множество коробов, ставленных друг на друга, а по двору начал расходиться вкусный запах сладостей и фруктов.
— Княже, — обратилась к нему Кошкина, увидев подбегающего ключника с растерянным лицом. — Сможешь ли ты помочь с охраной? Не влезут все телеги с товаром на твоем дворе.
— Да уж! — хмыкнул Михаил Олелькович. — Сторожей я тебе организую, не беспокойся, но желательно, чтобы дело не затянулось.
— Даст бог, быстро расторгуются.
Князь покивал, ничего не сказав.
Кошкина благодарно поклонилась и пояснила:
— У нас много дивного в последнее время происходит и хочется нам похвастать своими диковинками. А то, что женки пустились в дорогу, то ради дела, которое они же затеяли.
До конца дня разобрались с телегами, вручили князю подарки от Ивана Васильевича, посидели за столом (женки за княгининым, а за княжий стол посадили мужей, не всех, но изрядно) и разошлись отдыхать. Дуне с Мотей постелили постель в горнице, где поселили Кошкину. Прочная низкая кровать досталась боярыне, а боярышни легли на полу.
— Отвыкла я от такого, — ворчала Дуня, натягивая на себя здоровенную шкуру, чтобы укрыться от сквозняка, тянущегося из угла.
— И душа нет, — вздохнула Мотя, только сейчас понимая, как привыкла к удобствам у Дорониных. В пути бытовые сложности казались естественными, но от княжьего дома ожидался хотя бы минимальный комфорт, а тут…
— Хватит шушукаться, завтра на Новгород пойдём, — зевая, произнесла Кошкина и девчонки тихо засмеялись.
— Евпраксия Елизаровна, ты прямо как князь Святослав, — фыркнула Дуня и приподнявшись, указала рукой вдаль, грозно провозгласив: — Иду на вы!
— Вот и посмотрим, как оно завтра выйдет, — не стала спорить Кошкина и вскоре уснула.
Глава 6.
День начался с того, что Дуня с Мотей помогли облачиться Кошкиной в нарядные одежды, а потом нарядились сами. Княжьи челядинки сновали вокруг них, принося воду, сухое полотно для обтирания и местные сплетни.
Как только гостьи привели себя в порядок, княгиня со всем двором отправилась в придомовую часовенку и только потом сели откушать.
Князь ещё раньше уехал смотреть дружину, а княгиня тихо переговаривалась с Кошкиной, расспрашивая о московских делах. Евпраксия Елизаровна неспешно рассказывала об отказе жёнок белить лица и новой одежде под платье, о книжицах разного толка и активном участии боярынь в их написании. Княгиня слушала, широко раскрыв глаза, и изредка восклицала:
— Да как же это? Не может быть!
А Кошкина с ленцой перечисляла имена подруг, отметившихся в книгопечатании или открытии выгодного дела.
— Когда вы всё успеваете? — вежливо спросила княгиня, хотя видно было, что ей хотелось сказать: «Не верю!»
— Ох, княгинюшка, рассказываю тебе о наших делах, и сама удивляюсь, как много у нас перемен случилось. А пребывая в суете, я и не замечала этого!
Дуня с Мотей сидели поблизости от Кошкиной, стараясь не обращать внимания на недовольных боярынь, которых подвинули от княгини из-за важных гостий. Девочки еле дождались окончания трапезы, уклоняясь от тычков в бок и толкания под руку. Неласковый приём ближних княгини их не удивил, но всё же было неприятно.
Наконец утренняя трапеза закончилась и боярышни поднялись вслед за Кошкиной. Остальные подскочили, облепили свою княгиню, заворковали о чём-то своём. Дуня же невольно отметила, что кормят у князя скромно, да и судя по обстановке
