На этом душевные терзания Дуни завершились, и она с удовольствием продолжила осматривать комплекс мастерских Петра Яковлевича.

Вместе с боярыней она проинспектировала новые варианты бричек, колясок, карет и даже дормеза. Всё выглядело потрясающе новаторски. Отдельно стояла двухместная коляска на ручном приводе, но это скорее как образец научной мысли. Не каждый силач справится с рычагами и стронет с места груженую коляску, а уж о том, чтобы затормозить, не шло речи. Может, когда-нибудь получится модернизировать устройство самоходки, но без всеобщего обустройства дорог это бессмысленно. И всё же гостьям понравился транспортный отдел Петра Яковлевича.

Чуть в стороне стояла изба, где сидели бывшие воины, дожидаясь примерки своих протезов. Они громко обсуждали преимущество и недостатки новых моделей рук и ног, подшучивали над теми, кто пришёл сюда впервые и боялся.

На отшибе возвышалась кузня с грохочущим молотом, приводимым в действие мельницей, и плавильня. Многие идеи потребовали нового качества стали и пришлось заняться этим отдельно.

Пётр Яковлевич потратил немало денег на эксперименты, но всё было не зря. В общем, прогресс шагал семимильными шагами в отдельно взятой мастерской.

Осмотрев ещё несколько изб с мастеровыми, Дуня поспешила домой, чтобы попросить брата сопроводить её к князю Сицкому. Всё ради вежества! С Ванюшкой отправился его дядька и Олежка, так что с Дуниными воинами получилась целая делегация.

Предупредить князя о возможном гигантском обозе не составило труда. Сицкий, конечно, удивился, но зная репутацию Дуни, предпочёл прислушаться. Иван Васильевич доверил ему организацию ямских станций по всему княжеству и неудача с караваном, который обязательно привлечёт к себе его внимание, Сицкому была не нужна.

Довольная собой, Дуня накупила брату сладостей, с одобрением посмотрела, как он делится ими с Олежкой, и все вместе вернулись домой. А там её уже дожидалась Мотя. Она подтвердила, что сплетни кота Говоруна выйдут завтра утром и осталось дождаться результата.

Уже закрывая глаза, Дуня с улыбкой подумала, что если ей удастся привезти в Новгород московские новинки, то они там все обалдеют. И будет всем хорошо. А если у неё получится убедить новгородцев не слушать Борецкую и выставить вдову в любимую ею Литву, то вообще чудесно будет.

Успокоенная тем, что получился какой-никакой план, Дуня уснула с улыбкой на лице.

Глава 5.

Сплетни кота Говоруна взбудоражили людей. Народ с негодованием обсуждал вертлявость новгородцев, припоминая их непостоянство в критических ситуациях и подленькое отношение к своим же малым землям, когда те просили помощи.

Судачили о литовско-польском князе Казимире и о том, что он только на словах обещает помощь, а на деле всегда один пшик.

И на этом фоне незамеченным проскользнуло сообщение об отправляющейся в Новгород боярыне Кошкиной по поручению Великого князя, решившей взять с собою новинки из мастерской сына, товар своих крестьян и Доронинских.

«Какая молодец!» — подумали некоторые москвичи и придирчиво оглядели свои хозяйства.

«Где один, там и двое, а где двое, там место и третьему найдётся…» — рассудили заинтересованные люди.

К вечеру небывалый спрос на починку старых телег привлёк внимание горожан, а утром нового дня все знали, что Кошкина поведёт в Новгород караван из пары сотен телег, и это ещё не предел. Это цифра привела москвичей в восторг и обсуждение новгородских проблем вышло на новый уровень.

Дуня отсиживалась в разбойной избе у Семёна и изображала невозмутимость, получая очередную записочку о том, кто ещё сегодня пожаловал к Евпраксии Елизаровне с просьбой взять под защиту и посодействовать.

— Тебе не кажется, что это слишком? — насмешливо спросил её Семён. — Из-за тебя собирается такой караванище, что вы все только покидать город будете в течение дня.

Дуня насупилась. Она, конечно, предполагала, что люди воспользуются оказией и даже надеялась на это, но тут как бы не вся Москва собралась в дорогу! Перед Кошкиной было стыдно, но масштаб вызревшей проблемы со сбытом товара поражал. Вовремя Дуня заметила её и копнула, поэтому ответила бойко:

— Мы должны показать новгородцам, что с нами выгодно вести дела. Ты же знаешь, они живут торговлей.

— Это ты верно подметила: у них всё сводится к деньгам.

— Но за веру они стоят крепко, — тут же бросилась на их защиту Дуня.

— Крепко, — согласился Семён, но при этом его лицо приняло хищное выражение, и он медленно произнес:

— Странные дела там творятся. Мне доносят, что по всему городу ходят люди и заводят разговоры о новгородских вольностях, причем вольности связывают с Литовско-польском княжеством. Суть речей проста: ныне вольности уже не те, но если принять руку Казимира, то он вдохнет жизнь в вольности и всё будет по старине.

Дуня склонила вбок голову и нахмурилась. Ей всё это напоминало продуманную агиткампанию. Все этим в разной степени занимались, но, чтобы так открыто и навязчиво капать на мозги обывателей!

— Но у меня собрано много записок о том, — продолжал Семён, — как живут в Литве и Польше уехавшие от нас бояре, и правда сильно отличается от того, что звучит в обсуждениях среди новгородцев.

Дуня подалась вперёд, боясь пропустить хоть слово.

— Никакого выбора и свободы для наших там нет, — боярич даже рубанул рукой, добавляя веса своим словам. — Чтобы нормально жить в княжестве, придётся менять веру и полностью копировать местных в надежде, что дети уж точно сойдут за своих. Если же упорствовать в вере, то семья хлебнёт горя и притеснений со всех сторон.

Дуня помрачнела. Вспомнились рассказы отца Варфоломея о литовских князьях, самоотверженно сражавшихся с крестоносцами. Он восхищался их силой веры и твёрдостью духа, но те времена уже ушли, православие давно уже сдало свои позиции, а русичи почему-то продолжают считать литовцев своими.

Семён с удовлетворением отметил реакцию подруги, а то он уже столкнулся с тем, что к его словам отнеслись с несерьёзно. Старшее поколение идеализировало Литву.

— К сожалению, отъехавшие туда всем родом бояре осознают куда попали слишком