Мустафу, принявшего ислам христианина и своего ученика, в качестве своего заместителя, чтобы от его имени возглавить тысячи последователей-христиан и мусульман в восстании на западном побережье Анатолии недалеко от Измира. В то же время его обращенный в ислам ученик еврей Торлак Ху Кемаль спровоцировал восстание в Тире, в том же Эгейском регионе, отправившись в поход с тысячами дервишей-девиантов, игравших на арфах, барабанах и бубнах.

Берклюдже Мустафа появился в горах на полуострове Стиларион (Карабурун) напротив эгейского острова Хиос. Он проповедовал другим мусульманам, что «они не должны владеть никакой собственностью» и «постановил, что, за исключением женщин, все должно быть общим – провизия, одежда, упряжки скота и поля»[126]. Он проповедовал эту веру в протокоммунизм не только мусульманам, но и христианам, простым людям и духовенству. Он заявил, что все они суфии, поклоняющиеся одному и тому же Богу. Критский монах верил, что шейх, подобный Иисусу, мог ходить по воде с материка в районе Анатолии на остров Самос, чтобы появиться рядом с ним в образе монаха. Берклюдже был девиантным дервишем, вероятно, календери или торлаком. Его ученики носили «только простые туники, их непокрытые головы были выбриты налысо, а ноги были без сандалий»[127].

То ли они боялись его протокоммунизма, то ли верили, что он ведет мусульман к обращению в христианство, но османские войска выступили против Берклюдже Мустафы. Их возглавлял принявший ислам и ставший губернатором христианин, сын последнего болгарского правителя Ивана Шишмана (1371–1393), сестра которого попала в гарем Мурада I.

Но на полуострове он и его солдаты были убиты многочисленными сторонниками шейха, которые, по словам византийского историка, почитали Берклюдже «как более великого, чем пророк»[128].

Османы послали в атаку губернатора соседней провинции, но большинство его людей также были убиты крестьянскими повстанцами. Наконец, Мехмед I направил против шейха свои основные боевые силы, возглавляемые великим визирем Баязид-пашой и двенадцатилетним принцем Мурадом, дополненные солдатами из нескольких провинций. Согласно тому же византийскому историку, понеся огромные потери, османские войска «безжалостно убивали всех, кто попадался на глаза, стариков, а также младенцев, мужчин и женщин; одним словом, они вырезали всех, независимо от возраста, когда продвигались к горе, защищаемой дервишами»[129].

Несмотря на сильное сопротивление, крестьяне и их лидер были арестованы, закованы в цепи и доставлены на рынок на материке. Вопреки пыткам Берклюдже Мустафа отказался отречься от своих убеждений. Османские историки утверждали, что его последователи изменили исламское кредо с «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник его» на «Нет Бога, кроме Аллаха, и Берклюдже Мустафа – посланник его», тем самым оправдав его казнь[130]. Поскольку он изначально был христианином, в акте символического насилия они распяли его в городе, который долгое время ассоциировался с христианством и Библией. С прибитыми к деревянному кресту руками, они провезли его сидящим на верблюде по центру Аясолука (сегодняшний Сельчук), в двух километрах от древнегреческого города Эфес, где находится предполагаемое последнее пристанище Девы Марии. Поскольку ученики Берклюдже отказались отречься от своего учителя, все они были убиты на его глазах, их «бритые головы раскололись, как гранаты»[131]. Баязид-паша и принц Мурад продолжили кровопролитие, убивая всех встреченных ими дервишей-девиантов.

Между тем, примерно в то же время шейх Бедреддин сбежал из-под домашнего ареста в Изнике и отправился в Юго-Восточную Европу, где разжег в Болгарии восстание среди единомышленников-суфиев, кочевников, туркмен и христиан.

Привлекая на свою сторону мусульманских и христианских мужчин и женщин – простолюдинов, представителей элиты и многих соперников османов, шейх Бедреддин нашел убежище у врага османов, христианского принца Валахии. Его ученики восстали во имя шейха в Дели Ормане (Добруджа, современная Болгария), где он посетил ложу суфия Сари Салтыка, центр дервишей-девиантов календери. Многие, кто собирался вокруг него, предлагая подарки, пользовались его благосклонностью, когда он был главным военным судьей.

В связи с масштабными восстаниями, сотрясавшими его владения, султан Мехмед I решил действовать безжалостно по отношению к шейху. После того как османские войска распяли Берклюдже Мустафу и повесили Торлака Ху Кемаля в Манисе, Мехмед I послал двести человек арестовать шейха Бедреддина. Они привезли его в македонский город Сироз (Серрес, Греция) вскоре после того, как Мехмед I повесил лжепророка, чье имя читали на пятничной молитве вместо имени султана.

Султан Мехмед I запросил фетву, юридическое заключение компетентного органа, относительно законности казни шейха Бедреддина. Экспертом по исламу, к которому он обратился, был персидский ученый Мевлана Хайдар. Культура османского двора в ту эпоху находилась под сильным влиянием девиантных дервишей и персидских мусульман. Надписи в красивой Зеленой мечети Мехмеда I в Бурсе, названной в честь ее потрясающей сине-зеленой плитки, выполненной художниками из Тебриза (современный Иран), включают не стихи из Корана, а ссылки на Али, более распространенного в шиитском исламе, и персидскую поэзию, наряду с высказываниями Мухаммеда[132].

Согласно фетве, которую дал Мевлана Хайдар, убийство шейха считалось законным, но изъятие его имущества – нет[133]. Таково было наказание по исламскому праву для мятежника. Его приговорили к повешению за подстрекательство к мятежу и оскорбление власти султана. Это был не первый османский процесс по обвинению в «богохульстве»: важна была лояльность, а не теология – виновному не было назначено наказание за вероотступничество, которое требовало казни и конфискации имущества.

Ради достойного зрелища шейха Бедреддина повесили на дереве совершенно голым. Как сказал турецкий поэт XX в., «Скользкая веревка, как проворная змея, обвилась вокруг его тонкой шеи под длинной белой бородой»[134]. «Раскачивающийся на голой ветке, мокрый от дождя», его труп был оставлен гнить на рыночной площади Сироз в 1416 г.[135] Ходили слухи, что ученики сняли труп и похоронили его в тайном месте. Последователи шейха Бедреддина остались в Юго-Восточной Европе, готовые возмутить консервативных мусульман или поднять новое восстание[136].

Османские хронисты осуждали его последователей, утверждая, что «хотя эти суфии говорят: “мы – дервиши Бога”, они не дервиши»[137]. «Хотя язык гнилого суфия говорит “Бог”, его сердце говорит “золото, серебро и сребреники”»[138]. Они оправдывали кровавую бойню, утверждая, что шейхом Бедреддином и его учениками двигало зло: «Сатана, проклятый, нашептал ему на ухо злые сомнения и грехи, и победил его»[139]. Обнаженные девиантные дервиши Берклюдже Мустафы, как утверждалось, соблазняли простолюдинов на совершение незаконных действий, точно так же, как Торлак Ху Кемаль и его торлакы, как говорили, призывали людей к мятежу и давали разрешение на животные утехи. Шейх предположительно издал фетвы, разрешавшие распитие вина, экстатическое кружение и