часто они происходят, ставки на бойцов — это то, где они решили провести черту — объяснение тесному подвалу с замысловатым стуком, чтобы открыть вам доступ.

В уголках его рта зарождается улыбка, словно он обладает какой-то порочной харизмой. — Ты мне угрожаешь? — Он смеется, жестко и язвительно. — Ты не можешь мне угрожать, ребенок. Я прикажу своим людям разорвать тебя на куски. Я практически владею этим городом.

— Ты никогда не видел, как я дерусь. — Я бесстрастно пожимаю плечами. — Так что если мне нужно вернуть их тебе по кусочкам, чтобы доказать свою правоту, то, полагаю, мне придется это сделать.

От одной мысли о том, чтобы разорвать кого-нибудь на куски, меня начинает тошнить, но взгляд, которым я его пригвоздила, говорит об обратном. Минует несколько долгих секунд, прежде чем на его губах появляется улыбка. — Мне нравится твой настрой, ребенок.

Я проглатываю свое облегчение. — Это значит «да»?

— Ты дерешься через час. — Он достает лист пергамента, на котором чернилами написаны имена предыдущих бойцов и сумма, которую они заработали. — Я даю тебе шанс, так что не разочаруй меня, ребенок. Ты не хочешь знать, что бывает, когда я разочаровываюсь.

Я киваю, пряча улыбку. — Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю.

Он качает головой в неверии, выглядя так, будто уже жалеет о своем решении. — Да, это мы еще посмотрим. Я Рафаэль. — Его глаза переходят на мое скрытое лицо. — И как же нам тебя называть, ребенок?

Мой взгляд скользит по клетке и мерцающим огонькам над ней. Небольшая улыбка изгибает мои губы, слегка стягивая шрам.

— Тень.

Глава 10

Кай

Даже лунный свет кажется здесь теплым. Бледные серебристые лучи пробиваются сквозь щели в стенах зданий и вывесках, словно хрупкие пальцы, отчаянно пытающиеся прорваться сквозь все, что стоит у них на пути. Я дергаю за бандану, повязанную вокруг рта и носа; кроваво-красная ткань предназначена для того, чтобы песок не попадал мне в рот, хотя он все равно скрежещет у меня на зубах.

Я оставил своих Имперцев на ночь, как и предыдущие четыре раза с тех пор, как мы прибыли в Дор. Большую часть дня я провел в одиночестве, обследуя улицы и все возможные щели, в которые она могла забраться. Каждый раз, когда я отодвигаю баннер, распахиваю ветхую дверь, спрашиваю, не видел ли кто Серебряного Спасителя, она ускользает от меня.

Она — фантом в человеческом обличье. Это все равно, что пытаться сжать ветер в кулаке, не в силах увидеть его, даже когда чувствуешь, как он проскальзывает у тебя между пальцами.

И осознание этого заставляет меня испытывать что-то патетически близкое к облегчению.

Сегодня ночью жарче, чем обычно, и я липкий от пота и песка. Я сворачиваю на тихую улицу, чувствуя себя немного обеспокоенным тишиной, которая каждую ночь поглощает этот город. Если бы я хотел сделать смелое предположение, то сказал бы, что это потому, что все измотаны после долгого дня боев на улицах и проталкивания сквозь поток тел.

Я бросаю взгляд на проходящего мимо стражника, который выглядит совсем не настороженным. Я делаю глубокий вдох, подавляя желание затеять драку из чистого любопытства, что сделает этот ленивый ублюдок. Они хуже, чем большинство Имперцев дома, а это о говорит многом.

Отсутствие сил здесь тяготит меня, вызывая унылый гул в крови. Я чувствую странную тяжесть, несмотря на отсутствие части себя. В отличие от других Элитных, мои способности зависят от тех, кто меня окружает, и Имперцы, которых я привел в Дор, — единственная частица силы, которой я могу воспользоваться. После всей жизни, проведенной в окружении Элитных, отсутствие их и сопутствующих им способностей настолько чуждо, что пугает.

Я никогда не чувствовал себя настолько незащищенным.

Внезапное легкое давление на бедро заставляет меня напрячься и неуверенно потянуться к своему спрятанному кинжалу. Ну, ее спрятанному кинжалу.

Мешочек с монетами.

Вот за чем они охотятся.

За ним же охотилась и она, в тот первый день, когда я ее встретил.

Может ли это быть она? Может, она повторяет историю, даже не осознавая этого?

Ни за что на свете даже она не набралась бы смелости обокрасть меня, зная, что это я. Сердце бешено колотится, пульс учащаются.

Повернись.

Я сглатываю, смакуя те секунды, в течение которых я все еще стою в неизвестности.

Повернись и посмотри на нее. Посмотри на лицо, которое забрало жизнь твоего отца. Лицо, которое украло не только твои деньги, но и твое с…

Я завожу ногу за спину, ловя за лодыжку вора, бесшумно крадущего мои серебряники. Дернув, я отправляю его на землю.

Небрежно. Не в ее стиле.

Конечно, тело, распростертое передо мной, принадлежит не девушке, а девочке. Мои глаза расширяются как от удивления, так и в попытке разглядеть ее сквозь сгущающуюся темноту. В считанные мгновения ладони девочки подталкивают ее назад, когда она пытается оставить между нами хоть какое-то пространство, а ее изношенные ботинки поднимают пыль, скребя по земле.

Я делаю легкий шаг к ней, слегка приседая, чтобы лучше видеть.

Вдруг мне в лицо упирается острие клинка.

Я моргаю. Это было… мягко говоря, неожиданно.

Слегка подняв руки в знак капитуляции, я делаю шаг в сторону, не сводя глаз с оружия, зажатого в тонкой руке. Мой взгляд сужается на гравировке, проглядывающей между маленькими пальчиками, обхватившими рукоять.

Я знаю этот нож.

Я поднимаю глаза к взъерошенным волосам, окружающим бледное лицо.

Рыжий.

— Эбигейл, — выдыхаю я.

Она жива.

Это чудо, что ей удалось перебраться через Скорчи после того, как я изгнал ее и семью, которая ее приютила. Нож в ее руке дрожит, но голос звучит мягко и уверенно. — Откуда… откуда ты знаешь мое имя?

Я стягиваю бандану с лица и медленно приближаюсь к ней, держа руки так, чтобы она их видела. В качестве ответа я говорю: — Похоже, ты использовала мой клинок.

Ее глаза расширяются с чем-то сродни детскому удивлению, хотя ее благоговение никак нельзя назвать приятным. — Ты, — говорит она, ее тон граничит с обвинением. — Что ты здесь делаешь? — Я открываю рот, чтобы ответить, но ее тоненький голосок заполняет тишину прежде, чем у меня появляется шанс. — Ты здесь, чтобы убить меня? На этот раз по-настоящему?

Обида, которую я чувствую от ее слов, пронзает меня насквозь. Меня не должно удивлять ее предположение. Моя репутация не оставляет места для домыслов. Я тот, кем должен был стать — убийца.

— Нет, — тихо говорю я. — Я пришел не за тобой.

Она рассматривает меня с минуту, лишь